Писатель Григорий Служитель — об одиночестве и домашних посиделках
Что мы знаем? «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». Вот деталь, на которую раньше я не обращал внимания: получается, вода существовала еще до неба и земли, до всего, до самого Бога, а значит, Бог был вынужден сотворить твердь, когда устал носиться по водной глади и просто не мог найти места, где бы ему присесть на часок отдохнуть. Из этого следует, что земля создана для праздности и отдыха. Веселитесь и ликуйте!
Я думаю, что мы существа не материковые, а островные. Нам всем очень хочется быть целостными, как континенты, но, по сути, внутри мы разрозненны и разобщены, как архипелаг. И каждый из нас и есть тот самый островок, где отдыхает уставший Бог. С одной стороны, мы всю жизнь требуем, чтобы нас оставили в покое, с другой — нам невыносима сама мысль об одиночестве. Одинокий человек — это не тот, у кого нет близких и друзей, это тот, кто оставлен на съедение самому себе. В нас вообще удивительным образом уживается целое министерство юстиции: мы сами себе и адвокаты, и прокуроры, и палачи, и священники, читающие отходную. И кого нам больше всего бояться, как не самих себя?
Нам нужно, чтобы кто-то нас принимал безоговорочно, такими, какие мы есть. Чтобы нас кормили лестью, поили утешениями, ободряли и слушали. Слушали, а не отвлекались на ленту в инстаграме. Мы хотим, чтобы мир питал к нам материнскую нежность, чтобы он по-византийски бережно придерживал нас у своей груди за пяточку, чтобы он укутывал нас в свои атласные складки и никому не давал в обиду. Но он не придерживает, не укутывает и с удовольствием отдает нас в обиду. Мы взрослеем, уходим из детства покалеченными ветеранами на всю жизнь. И, оглядываясь вокруг, что видим? Прикаспийский суховей вместо садов Эдема. Акриды и колючки вместо меда и млека. И тогда мы обращаемся к друзьям. Мы хотим, чтобы наши недостатки в их глазах выглядели особенностью, изюминкой, чертой инаковости, отметкой незаурядности. Нам нужна своя компания. Слово «компания» происходит от латинского com pānis, то есть те, кто с хлебом. И это очень точное определение связей внутри дружеского круга. На самом деле наши отношения не бескорыстны. Любая компания похожа на масонский орден, и ее хлеб — тайна. Тайна скрепляет отношения внутри и привлекает неофитов снаружи. Так мы и находим себе друзей.
После прошлогоднего карантина мы наконец встретились и, утирая друг другу слезы масками-платочками, пообещали видеться чаще. И это обещание мы сдержали: стали ходить друг к другу в гости, возродили домашние посиделки. Не посиделки даже, а квартирники. Да, можно сказать, что жанр домашних квартирников переживает настоящий ренессанс. Особенность этих неоквартирников в том, что мы на них и присутствуем, и отсутствуем одновременно. Мы как те коты Шредингера: мы есть и нас нет. Даже так: этих домашних концертов всегда два. Тот, на который вы заглянули физически, и тот, который видят ваши друзья в сторис или ленте новостей. Какой из них более реальный, сказать трудно. Не редкость, когда, например, двое приятелей, только листая инстаграм, узнают, что находятся на одной и той же вечеринке или даже в одной и той же комнате. Это 2021-й. Тот, кто в угаре всеобщего веселья сидит в углу, унылый и обособленный, как деепричастный оборот, только кажется асоциальным и непопулярным. Его истинная, полноводная жизнь бурлит в инстаграме, фейсбуке или тиктоке. Мы никогда не приходим на вечеринку в одиночестве, но всегда — окруженные незримым сонмом своих подписчиков.
Кстати, о подписчиках. Недавно я понял, что, по сути, гоголевский Чичиков — первый описанный в литературе накрутчик. Не тем ли самым занимаются современные блогеры? Так же, как и Чичиков, скупают мертвые, несуществующие души, набирают себе эфемерную армию обожателей. Мы больше никогда не будем бедными, мы больше никогда не будем одинокими. Когда жизнь гудит декабрьским ветром в бутылку, мы обратимся к своей преданной пастве и она нас залайкает до слез, до обморока. Но есть нечто, что превосходит по силе воздействия лайки и число подписчиков. Нечто, выталкивающее нас из безвоздушной сферы соцсетей.
Если что-то нас и связало по-настоящему, так это музыка. И уж конечно, она единственная и стала нашей тайной. В какие бы низины ни опускала нас судьба, на какие бы пустоши ни закидывала, с каким бы чертом мы ни встретились на перекрестке, на любой его лукавый уговор мы отвечаем твердо и уверенно: нас не разлучат, нет. В 60-е под гитару пели в тайге, в 70-е — на кухне, в 80-е — на эстрадах и в актовых залах, в 90-е — везде: в переходах, на бэтээрах, в электричках и пивных. В нулевые вообще, кажется, перестали петь. В десятые, наоборот, запели все разом. И вот вернулись квартирники, когда ты уже не понимаешь, это вполне себе официальный концерт или неожиданная импровизация, это всерьез или шутка? В эпоху метамодерна все и всерьез, и в шутку одновременно. При этом из рассохшихся сундуков памяти извлекаются такие песни, за которые в пору их популярности было неловко: под гитару орут «Отпетых мошенников», Шуру, певца Никиту.
В моем детстве были такие задания: на листе бумаги надо было провести линию от точки до точки и в конце получался какой-нибудь зверь — бегемот или жираф. И мне кажется, что возрождение домашних посиделок — это такие вот отдельные точки, которые вместе образуют какой-то совершенно новый узор.