7 вещей из 90-х, которые вызывают у нас ностальгию
Dendy
Едва ли кто-то хотя бы раз не тратил карманные деньги на желтый картридж с заветной бродилкой или стратегией. Едва ли кто-то не проводил выходные за игрой в Contra Force, Robocop или Batman. Помешательством на приставках мы обязаны некоему Виктору Сатюку, в 1992 году присоединившемуся к отечественной IT-компании Steepler. Он организовал маленькое производство игровых консолей в Тайване и затеял масштабную рекламную кампанию (на пятки российским разработчикам наступали уже довольно популярные за границей Sega Mega Drive и Super Nintendo — действовать надо было быстро). Так появилась вирусная реклама со слоненком Денди, которую в то время активно крутили по ТВ. Соль была в том, что про новенькую консоль в ролике не было ни слова — на фоне просто мигало загадочное устройство. Слухи о новой игровой приставке поползли по стране. Тем временем в центре Москвы (на Петровке, Красной Пресне и в переходе к ГУМу от «Площади Революции») открылись официальные магазины Dendy — началась массовая истерия, люди скупали от двух до пяти тысяч приставок в день. К 1994 году Steepler заработала 65 миллионов долларов, а бренд «Денди» превратился в имя нарицательное — так называли любые «фамиклоны» (то есть неофициальные клоны консоли Nintendo, а Dendy как раз таким и была).
Тетрис
Еще одна культовая игра отечественного производства, предлагавшая заполнить «стакан» 10 на 20 клеток разными фигурами тетрамино. Незамысловатую головоломку придумал программист Алексей Пажитнов в 1984 году, взяв за основу игру американского математика Соломона Голомба Pentomino Puzzle, в которой нужно было собрать большую фигуру из нескольких маленьких. Мало того что тетрис стал любимым развлечением граждан СССР, так еще едва ли не превратился в предмет межнационального конфликта. Дело в том, что игрушка приглянулась и западным разработчикам, в том числе Роберту Штайну, владельцу компании Andromeda Software, занимавшейся разработкой программного обеспечения. Штайн связался с Пажитновым и получил предварительное согласие на покупку прав на тетрис. Затем началась какая-то игра в «горячую картошку»: Роберт перекидывал игру корпорации Microsoft, а та, усомнившись в жизнеспособности конструктора на языке Pascal, — американским коллегам Spectrum Holobyte. Последние рассудили, что необходимо срочно выкупить права. Andromeda Software и Microsoft заключили контракт на 3000 фунтов стерлингов, но до Пажитнова эта информация так и не дошла, потому что в конце 80-х международными сделками занимались госорганы. Штайн так и остался без заветных прав. Spectrum Holobyte тем временем разработал РС-версию игры и продал ее Хэнку Роджерсу, основателю японской фирмы Bullet Proof Software. Роджерс познакомился с Минору Аракавой, президентом американского подразделения Nintendо. Вместе они решили выкупить у Пажитнова права на консольную версию игры, поскольку на подходе была приставка Game Boy от Nintendo. К 1990 году от сделки выиграли почти все: очереди за тетрисом были длиннее, чем за тушенкой, Game Boy разлетелись 30-миллионным тиражом, и только Алексей Пажитнов не получал никаких денег от продаж вплоть до 1996 года — любые выплаты надо было согласовывать с Академией наук.
CD-плееры
С массивными по нынешним меркам плеерами Sony (эта же компания в ответе за первый кассетный плеер Walkman) носились по улицам все модники и меломаны. Бум, впрочем, пришелся на конец 90-х, когда безусловный герой эпохи Данила Багров купил свежий диск Nautilus Pompilius, загрузил его в плеер Sony Discman и слушал «Крылья».
VHS-магнитофоны
Если у вас был «телик», то непременно должен был быть и «видик», или «видак», или, если совсем официально, видеомагнитофон. Прямоугольные бандуры для VHS-кассет чаще всего выходили под маркировкой Sony, Panasonic и Sharp и обладали парой-тройкой суперпривлекательных функций: стоп-кадром и записью ТВ-программы на кассету. Вместе с бумом видеомагнитофонов совершенно естественно грянул расцвет видеопроката: кассеты со «Смертельным оружием» и «Титаником» пересматривали до затертых упаковок.
«ОМ» и «Птюч»
Первые постсоветские глянцевые журналы не просто не стыдно перечитывать 25 лет спустя — на них можно равняться. «Птюч» во главе с Игорем Шулинским делал ставку в первую очередь на музыку. Смело снимал свежий и очень популярный бойз-бенд «Иванушки International» с голыми торсами, задавал провокационные вопросы, живописал про секс, молодых зарубежных музыкантов и андеграундные столичные вечеринки. Другой Игорь — Григорьев — в «ОМе» взял курс на эстетов, модников и светских персонажей. «ОМ» с похожими рубриками выходил более читабельным, с уклоном в ликбез, и менее разнузданным: так, например, в 1996 году редакция учит читателей пользоваться невиданной заморской сетью Internet (тогда писали именно так — латиницей) и главным ее атрибутом — электронной почтой. А еще были сильные (даже по нынешним временам) репортажи о «торговле любовью» и о природе фанатизма.
MTV
Когда речь заходит о «телевидении, которое мы потеряли», в первую очередь имеют в виду отечественный MTV. Кажется, столько форматов под элементарную трансляцию клипов сегодня придумать сложно. Просыпались зрители под полуимпровизированное шоу «Бодрое утро» с Ольгой Шелест и Антоном Комоловым — дурачества ведущих, шутки с суфлерами и осветителями и маскарад в студии по пятницам стали для постсоветских людей дивом дивным. В особенном почете была и программа «12 злобных зрителей» с Яной Чуриковой: гости разных профессий, возрастов и взглядов смотрели и препарировали новые клипы, а в конце выбирали лучшее и худшее видео.
«Матадор»
В 1990 году молодой и маловлиятельный сотрудник программы «Взгляд» Константин Эрнст взялся за собственное шоу. За основу взял любимый тогда зрителями формат телеэссе: в каждой серии «Матадора» рассказывал об определенном периоде в истории кино или о съемках того или иного фильма. Иногда говорил и о музыке, и о моде. Так, в последнем сезоне 1994–1995 годов Эрнст рассуждал об от-кутюр и водил зрителей по парижской Неделе моды. Вот что писала газета «Коммерсантъ» о будущем генеральном директоре Первого канала: «Несколько странное название программы "Haute Couture. Опыты визуальной агрессии" — отнюдь не попытка подобрать более или менее удачное название к милитаристским образам новых коллекций Валентино, Лагерфельда, Раббана или Ферро. Визуальная агрессия исходит от самого Эрнста. Единственное, от чего так и не захотел отказаться Эрнст, — это от "мужского" взгляда на моду. Он явно не собирается менять себя в угоду самым авторитетным мнениям. "В мире так распространен взгляд на моду глазами женщин, что мне еще сильнее хочется оставаться мужчиной, — заявляет Константин Эрнст. — Я понимаю Лагерфельда, сумевшего противопоставить своих sexy & babies girls другим — статным, но абсолютно бездушным вешалкам. Мода — одно из нормальных проявлений сексуальности. Она прежде всего должна волновать"».