«Мы не будем делать выставки для Instagram»

Читать в полной версии

— 2017 год был для фонда V-A-C полным событий.

— Этот год действительно был для фонда V-A-C грандиозным. Мы открыли свой дом в Венеции, полноценную выставочную площадку — Палаццо на Дзаттере. Об одном этом уже можно писать мемуары. О том, как это было сложно, но как важно. И вовсе не потому, что я родом из Италии. Здание мы открыли художественным проектом, который был создан совместно с Чикагским институтом искусств (AIC), чтобы показать, что мы умеем идти на диалог. Мне кажется, наш мир разделен на два поля: одно — где действуют политики, которые никак не могут друг друга понять. Другое поле — где действуем мы, люди культуры. Мы прекрасно находим общий язык, реализуя совместные начинания. Тот, кто бывал в Чикаго, понимает, что собой представляет AIC. Это монстр, огромный энциклопедический музей. Мы же — молодая энергичная институция, где средний возраст кураторов 30 с небольшим, а опыт многих ограничивается несколькими проектами. Несмотря на это, мы доказали, что нам есть что сказать, что у нас есть интересные молодые художники, способные выстроить диалог между прошлым и настоящим. Именно от этого мы и хотим отталкиваться. Понять, что происходило, в каком виде оно до нас дошло, как и куда идти дальше. Без этого невозможно никакое движение вперед.

— Как вы видите будущее фонда?

— Год назад нас с директором музея «Гараж» Антоном Беловым пригласили на круглый стол в рамках Культурного форума в Санкт-Петербурге. Обсуждалось государственно-частное партнерство (ГЧП), то есть взаимодействие государства и частных предприятий. Дискуссия была интересной, но в какой-то момент мы поняли, что зашли с ГЧП в тупик, поэтому в шутку объявили, что создаем ЧЧП, партнерство двух частных институций. И прямо на месте написали устав, первый пункт которого — не просить друг у друга денег, второй — не соперничать, а помогать. Мне часто задают вопрос, не пугает ли меня конкуренция с «Гаражом», опытной институцией, существующей уже 10 лет. На это я всегда искренне отвечаю, что верю в межинституциональное взаимодействие. Мы намерены сотрудничать, а не конкурировать. Никто не верит! Недавно фонд выпустил книгу «Как жить вместе» — по названию 6-й Московской биеннале, куратором которой был Барт де Баре, директор музея современного искусства M KHA в Антверпене. С M KHA у нас есть совместная программа – ежегодно мы проводим конкурс и приобретаем в коллекцию музея одну работу русского художника. Сейчас наше сотрудничество стало еще более плодотворным — появилась книга. Для ее презентации нужно было найти место, и мы обратились в «Гараж». Антон Белов, когда я ему предложила сделать презентацию с дискуссией, не задумываясь согласился — на таком доверии все и держится. Сейчас все озадачены ключевым вопросом современности: «Как жить вместе?» Этому посвящена и следующая «Манифеста» в Палермо, которая откроется в июне 2018 года. Если мы не отыщем новые подходы к совместной жизни, новые способы со-жительства, то мы сможем едва ли двигаться дальше. Это тем более актуально и для нас в V-A-C. Нам надо установить свою ДНК как культурной институции будущего. Все эти годы V-A-C был маленьким, частным, экспериментальным фондом, работающим в режиме абсолютной свободы. Сейчас мы находимся в процессе превращения в общественный, социально значимый проект. Этот переход очень непрост даже в мелочах. Необходимо полностью менять структуру, что требует участия людей с опытом работы в крупных социальных организациях, знающих о возможных ошибках и способах их избежать. Так, осенью в фонде появился художественный директор Франческо Манакорда, занимавший до этого пост директора Тейт Ливерпуль. Я прямо ему сказала, что он нам нужен, чтобы ГЭС-2 не стал Тейт. Такой вызов ему понравился. Франческо оставил теплое место руководителя одного из главных британских музеев, приехал к нам, должен выучить язык, понять контекст, узнать о современном российском искусстве. Это объективно сложно, но он проявляет недюжинный энтузиазм, и я думаю, в скором времени у вас будет возможность увидеть его плоды воочию. Если точнее, то в конце апреля, когда мы откроем первый большой проект с его участием.

В течение 2017 года в рамках экспериментальной программы ММОМА «Карт-бланш» мы провели четыре выставки. Логичным продолжением этого успешного сотрудничества станет большой проект в здании ММОМА на Петровке, который пройдет с апреля по сентябрь 2018 года. Выставка «Генеральная репетиция» разработана Франческо совместно с сотрудниками фонда и музея. С одной стороны, ее название — намек на подготовительную работу перед открытием нашего постоянного дома, ГЭС-2, намеченным на 2019 год, а с другой — отсылка к нашей методологии, которая по своему характеру очень близка к написанию сценария. К диалогу также приглашен фонд KADIST (Париж, Сан-Франциско), представляющий собой небольшую независимую институцию, подобную той, которой мы были все эти годы. В проекте будут задействованы работы из коллекции всех трех участников V-A-C, KADIST и ММОМА. В общей сложности 100 художников. Будут созданы и новые работы. Также запланирована интенсивная параллельная программа. Проект точно не будет статичной выставкой.

— Стала ли известна уже точная дата открытия ГЭС-2?

— Сейчас я всем говорю, что ГЭС-2 откроется в 2019 году, в «коридоре» хорошей погоды между маем и концом сентября. Но более точно прогнозировать можно будет только в следующем году, когда появятся высокотехнологичные стеклянные конструкции со встроенными элементами солнечных батарей и механизмами, отвечающими за управление освещением в зале. Сейчас они производятся в Германии. Когда крыша и фасад будут остеклены, мы поймем, сколько времени понадобится на отделку и сможем назвать точную дату открытия. Одновременно будут вестись другие работы, и комплекс ГЭС-2 будет постепенно обрастать многочисленными элементами, в соответствии с замыслом архитектурного бюро RPBW. Березовая роща, обзорный полумост, новый причал…

— Вы уже понимаете, какая программа будет в ближайшие годы после открытия? Что будет внутри в залах? В Тейте, к примеру, на который ГЭС-2 не должен быть похожим, есть залы с работами из коллекции музея, они периодически обновляются и показывают современное искусства под различными углами зрения. Поскольку у фонда есть своя коллекция, будет ли она как-то задействована? Или все залы будут «проектными» по примеру «Гаража»?

— Основные выставочные проекты, построенные на работе с коллекцией V-A-C, мы хотим показать в течение 2018 года. Мы уже делали подобное в лондонской галерее Уайтчепел несколько лет назад. При участии ее директора Ивоны Блазвик в качестве куратора мы откроем в следующем году в нашем венецианском пространстве две выставки — к открытию и закрытию архитектурной биеннале. Никакого специального зала для коллекции в ГЭС-2 не планируется. Самое главное для нас — желание взаимодействовать, для нас важно создать место, где бы оставался дух фабрики, где бы постоянно что-то производилось. Мы не будем делать выставки, мы будем делать программы, используя самые разные художественные языки. Нам интересна и живопись, и скульптура, и театр, и перформанс, и кино — мы не хотим себя ограничивать. Все музеи, например, развивают кинопрограмму. Хотим мы того или нет, музеи становятся другими. Наш, по всей видимости, станет Дворцом культуры, как мы шутим с коллегами. К сожалению, в этом контексте слово культура обычно во множественном числе не употребляется, не говорят «Дворец культур». Тем не менее именно это мы и имеем в виду — место встречи разных культур, разных видений, разных техник, разных методологий. Дворец культуры как массовый объединяющий проект был отличным замыслом. Мы тоже хотим объединять. Особенно сегодня, когда возводятся стены, строятся границы и кто-то с кем-то постоянно отказывается общаться.

— Сейчас в мировом сообществе обсуждают, что музеи становятся Instagram-френдли. Людей можно привести на выставку только тогда, когда ее экспозиция заточена на то, чтобы они смогли сделать везде красивую фотографию. После открытия выставки Мураками в «Гараже» я поднимался по лестнице, за мной шла Даша Жукова. Она рассказывала своей подруге о том, что Такаси Мураками гений еще и потому, что любое его произведение искусства просто создано для инстаграма. Какое ваше отношение к музеям и выставкам «эпохи инстаграма»? Насколько выставки в ГЭС-2 будут Instagram-френдли?

— Уверены ли мы, что через два года вообще будет инстаграм? Что не появится нечто другое? Я несколько дней назад ходила в театр на Богомолова. Во время спектакля две трети зрителей проверяли на мобильных телефонах обновления в лентах фейсбука и инстаграма, и у меня возникло острое желание вывести их всех из зала. Я, видимо, человек прошлого века. Вместе с тем я прекрасно понимаю, что на эти явления нужно смотреть шире. У меня есть сын, которому 16 лет. Каждый раз, когда мы о чем-то начинаем разговаривать, он постоянно переключается на свой телефон, и мне кажется, будто он перестает меня слушать. На это он возражает, что может одновременно делать несколько вещей. Мир меняется. Я глубоко убеждена, что искусство требует внимания, личной вовлеченности, но если закрыться, игнорировать тот путь, по которому идет общество, а вместе с ними технологии и искусство, то ты навсегда запрешь себя в прошлом. Этого я не хочу. Я хочу остаться открытой и понимать, что такое современный мир. Наверное, Даша Жукова права. Она привезла сюда Мураками. организовала прекрасную выставку, которая, наконец, объяснила широкой публике, кто этот художник и каков его мир. Он действительно молодец, поскольку этот глубоко больной темный мир передает ярким и красочным, привлекающим внимание. Нам остается только надеяться, что вместе с каждым постом в инстаграме у кого-то пробудится любопытство и желание с этим материалом поглубже разобраться. Я уверена, что успех выставки Мураками прежде всего определяется тем, в какой степени человек не просто довольствуется картинками в инстаграме, а хочет идти в своем поиске дальше. Мы на ГЭС-2 не будем делать выставки исходя того, насколько выигрышно они будут смотреться на экране телефона. Но если вдруг по каким-то причинам они будут instagrammable, то почему бы и нет.

— Будут ли в программе ГЭС-2 большие, громкие имена? Понятно, что Тино Сегал, работы которого V-A-C в этом году были показаны Новой Третьковке и на площадке Музея архитектуры, в мировом контексте — это большое имя. Но широкой общественности оно почти ничего не скажет. Говоря о больших именах, я подразумеваю формат того, что «Гараж» делал с Мураками, Балдессари, Буржуа.

— У нас не стоит задачи представлять каких-либо определенных художников. Мы никогда не будем делать выставку, например, Каттелана. Это не тот функционал, с которым мы бы хотели работать. Выставка Тино Сегала состоялась не из-за громкого имени художника. Он заинтересовал нас не как личность, нам было интересна его методология работы. Ни в коем случае не хочу сказать, что монографические выставки – это неправильно, но мы все же не станем ориентироваться на имена, для нас важнее процесс. Это звучит неопределенно, я понимаю. На самом деле у нас все очень четко и ясно, но я бы не хотела рассказывать о всех планах, мне важно передать идею и общий подход. К нашему счастью, мы не государственная институция. Мы не должны устанавливать рекорды посещаемости. Если не будет миллиона посетителей сразу – это не так уж трагично. Наш основатель Леонид Викторович Михельсон понимает, что мы не участвуем в гонке, а строим контекст. До сих пор, что мы делали, имело успех. Это значит, что мы на правильном пути.

— Если ты житель Лондона или приехал в Лондон, хочешь узнать что-то про британское искусство, то идешь в Tate Britain. Если тебе хочется увидеть срез международный — в Tate Modern. В Нью-Йорке для современного американского искусства есть Whitney, для международного — MoMA. В России нет институции, которая скрупулезно работала бы с современным и послевоенным российским искусством, у которой бы была впечатляющая коллекция, и на ее примере можно было бы увидеть, как развивалась художественная мысль. Она могла бы существовать, если бы свои коллекции объединили Цуканов, Маркин и семья Семенихиных. Считаете ли вы большой минусом отсутствие такого музея? Или мы на другом пути развития и нам этого не нужно?

— Человек, который приезжает в Москву, может пойти в Третьяковскую галерею и многое понять о русском искусстве. А потом пойти в ММОМА — и тоже многое понять... Частные коллекции, о которых вы упомянули, — слишком частные. Но тому тоже есть объяснение. Существует предубеждение, будто здесь все плохо. У нас врожденный пессимизм. Но вы когда-нибудь разговаривали с иностранцами, которые сюда приезжают? Я — часто. И они все уезжают в восторге. К моему сожалению, у страны есть огромная проблема — она не умеет о себе говорить, никто по-настоящему не занимается ее имиджем. А я постоянно сравниваю то, что происходит в России и в Европе, и убеждена, что здесь тоже идут поистине важные процессы. Только никто о них не рассказывает. Никому это не интересно. Россия – страна, которой мир многим обязан. Не газом, нефтью или ракетами, а культурой: литературой, музыкой, поэзией... Почему этого не понимают, я не знаю. Я готова объяснять, если нужно. Я мечтаю поговорить с кем-либо из тех людей, кто «вещает» про культуру и культурную политику, при этом путая их зачастую с пропагандой. Мне есть чем с ними поделиться. Вот, например, этим летом в Зальцбурге молодой российский оркестр так «вещал» о своей стране, что мы, десять человек из России, плакали. Я не отсюда, но большую часть жизни прожила в России. Мне все равно, считают ли меня иностранкой. Я себя таковой не считаю. Здесь я выросла, нашла свое призвание, здесь состоялась. В Россию я приехала учиться, могла бы не оставаться, но осталась, потому что это дань уважения этой стране. И вот тот пермский оркестр musicaeterna — это совершенный восторг. Там, на Зальцбургском фестивале, должны были находиться президент, заместитель президента и полсотни министров. Потому что там была та Россия, о которой и нужно «вещать». На этом нужно делать акцент. Вот мы на ГЭС-2 будем бороться за то, чтобы именно об этой стране знали. Надо бороться и отстаивать свое убеждение.