Писатель Филипп Майер: «Американская мечта потеряла смысл»

Читать в полной версии

Филипп Майер известен в России эпическим «Сыном». «Американская ржавчина» — дебютный роман писателя о сущности американской мечты и о том, как выбраться из-под руин собственной жизни. История двух друзей — Айзека и Поу — разворачивается на фоне щемяще прекрасных пейзажей Пенсильвании и ржавеющих остатков былой индустриальной мощи. Этот мрачный постиндустриальный ландшафт знаком каждому, кто после распада СССР бывал в построенных вокруг производств моногородах. Вундеркинд Айзек, которому прочили блестящее будущее и учебу в одном из ведущих университетов, застрял в родном городке из-за отца-инвалида. Его друг Поу, уверенный в себе перспективный спортсмен, тоже похоронил надежды выбраться из трейлера, в котором временно — вот уже несколько лет — живет с матерью. Город и его жителей словно разъедает ржа, которая уже поглотила заброшенные сталелитейные заводы. Друзья отчаянно надеются вырваться из этого депрессивного, разлагающегося запустения в реальную жизнь. И даже отправляются в путь, но трагедия, случившаяся в дороге, становится для их дружбы, для них самих и для их мечты настоящим испытанием. Филипп Майер, мастерски меняя голоса, переходя от героя к герою, рассказывает «удивительную историю коррозии, поразившей цивилизацию, но не затронувшей человеческую душу».

Литературный обозреватель «РБК Стиль» Наталья Ломыкина поговорила с Филиппом Майером о величии современной Америки и правах мужчин и женщин.

— «Американская ржавчина» очень американский роман, но в то же время — вы удивитесь — он абсолютно постсоветский. Как вам удалось настолько глубоко и точно передать этот завораживающий и отталкивающий постиндустриальный мир? Это ваша родная среда?

— Надо же! Это интересно, я об этом не задумывался. Я вырос в Балтиморе, где в 1960-е и 1970-е годы случился гигантский промышленный коллапс. Все крупные компании остановили производство и покинули город, оставив массовую нищету и экономическую нестабильность. Несколько веков это был процветающий город, но к концу 1970-х он стал Балтимором, который вы видите в сериале «The Wire» («Прослушка» — полицейская драма, действие которой происходит в Балтиморе и его окрестностях — прим. ред). Заброшенные дома, повсеместная нищета, распад и разложение. Полное уничтожение. Все это было связано с тем, что мы теперь называем глобализацией. Она полностью разорила и опустошила средние и низшие классы Америки. Хотя богатых сделала намного богаче. В 1965 году президент американской компании получал в среднем в 20 раз больше, чем обычный сотрудник той же самой компании. К 2014 году зарплата того же генерального директора превышает зарплату рядового сотрудника в 300 раз.

— Главные герои «Американской ржавчины» — Айзек и Поу — существуют словно вне времени, при этом они совершено реальны. От их истории остается ощущение сильного театрального спектакля, где по-настоящему живы лишь главные герои, а все остальное — декорации.

— Я хотел пробраться внутрь их сознания, показать всю изнанку их разума. Для этого нет инструмента лучше, чем литература, никакой другой вид искусства не позволяет так глубоко проникать в душу и мысли другого человека. И я рад, что от моего романа у вас осталось именно это впечатление. Ведь так мы все и живем, разве нет? Мы — звезды собственных фильмов. Другие люди существуют, но наш мир вращается только вокруг нас самих.

— Внутри вашего текста мрачновато и временами по-настоящему жутко. Когда читаешь, иногда в ушах шумит. Но весь пейзаж, вся картина распада завораживает. Каково вам было внутри текста?

— Он определенно вгонял меня в депрессию. Чтобы уловить настроение книги или отдельного персонажа, надо прочувствовать это состояние самому. Тебе приходится передавать мироощущение и образ мыслей героя, для этого необходимо в него погрузиться. Часто я полностью выключал свет в комнате, чтобы настроить себя на мрачный лад, или сидел под столом, вызывая ощущение клаустрофобии и чувство, что я загнан в ловушку. Иногда, если нужно было поймать ощущение свободного и не ограниченного условностями сознания, я выпивал несколько порций виски и садился писать. Обычно я без проблем могу влезть в шкуру своего персонажа, не прибегая ни к каким дополнительным ухищрениям, но если вы хотите точно передать мысли и чувства своих героев, то обязаны пропустить их душевное состояние через себя. В этом писательство сродни актерскому мастерству.

— Айзек и Поу совершенно разные, оба в чем-то сильные, и в то же время оба со слабостями. Какой судьбы вы хотели бы для них после того, как их перепахало всей этой историей?

— Для меня они живые люди, так что их судьбы вполне реальны, без всяких выдумок из сборника рассказов. Айзек поступит в университет, получит ученую степень, станет настоящим ученым и будет вести интеллектуально насыщенную полноценную жизнь. Он никогда не станет знаменитым, но будет делать важную работу в своей области. Ну а Поу всегда был попроще, если сравнивать с Айзеком, он более обычный. Так что Поу получит хорошую работу, заведет семью и будет жить… с легким чувством сожаления, да. Думая, что, возможно, годы, проведенные в старшей школе, были лучшими в его жизни. Но в итоге у него все сложится хорошо.

Персонажи в книге и должны быть разными. Я воспринимаю роман как симфонию, и герои — это инструменты, которые вы слышите. Все они должны сильно отличаться, но в то же время дополнять друг друга.

— На русском языке сначала вышел ваш поздний роман «Сын», а уже потом дебютная «Ржавчина». И «Сын» в свое время меня потряс. Поэтому, скажу честно, принимаясь за «Ржавчину», я была настроена скептически. Но в вашей манере рассказчика есть что-то завораживающее. От поэтики распада невозможно оторваться, даже когда она угнетает. Как вы нашли мелодию рассказа, этот почти шаманский ритм чередования авторского текста и внутреннего голоса героя?

— Найти свой голос, найти верный тон для своего героя всегда непросто. Пожалуй, это самое сложное для писателя. Есть много авторов, которые используют одни и те же голоса для всех своих персонажей во всех книгах. Но для меня индивидуальность имеет решающее значение. Иногда я нащупываю манеру своего персонажа уже через несколько месяцев после начала работы над книгой, иногда у меня уходит несколько лет на то, чтобы ее поймать. И всегда, всегда ты сам себя толкаешь, пробуешь новые способы. Ты похож на рок-группу, которая вновь изобретает свое звучание с каждым новым альбомом. Ты всегда пытаешься делать то, в чем толком не разбираешься. И всегда изучаешь в процессе работы те вещи, о которых раньше и представления не имел.

— «Американская ржавчина» чем-то напоминает «Дорогу» Кормака Маккарти. Как вы относитесь к его книгам? Какие американские романы для вас важнее всего?

— Кормак Маккарти — один из лучших современных американских писателей. Я им восхищаюсь! Я даже написал вступление к британскому изданию его романа «Кровавый меридиан». Для меня самые важные романы — это все книги Хемингуэя и Фолкнера, «Кровавый меридиан» Кормака Маккарти, «Гроздья гнева» Джона Стейнбека и «Возлюбленная» Тони Моррисон.

— Вы много читаете?

— Постоянно, большую часть дня. И я абсолютно всеяден. Художественная литература — от серьезных романов до легкого чтива, вроде детективов, шпионских романов и научной фантастики. Нон-фикшн — от трудов по истории до книг о растениях, деревьях и грибах. Я провожу много времени на охоте, в пустыне, в одиночестве, так что я читаю и о том, как выжить вне цивилизации. Я все время читаю. И был читателем прежде, чем стал писателем.

— Женщины в «Американской ржавчине» еще несвободнее, чем мужчины. А внучка Илая Маккалоу Джинни в «Сыне» управляет империей. Изменились ли возможности женщин в небольших городах? Или свобода и возможности — все еще удел избранных?

— Сейчас у американских женщин больше возможностей, чем когда-либо, но мужчины по-прежнему имеют гораздо больше прав и свобод. Все перспективы по-прежнему открыты только для избранных, для богатых. И теперь это чувствуется гораздо сильнее, чем в любой другой период американской истории.

— Вы назвали роман «Сын» мифом о создании великой Америки. Как по-вашему выглядит сегодняшняя Америка? Изменилась ли американская мечта?

— Современная Америка и близко не такая великая. Мы живем в наименее демократическом и наиболее неравном обществе за всю историю страны. Разница между богатыми и бедными никогда не была настолько очевидной. По крайней мере, за последние 200 лет. Американская мечта потеряла всякий смысл, она больше не работает. Человеку, рожденному в нищете, выбраться из нее труднее, чем когда-либо, так же, как представителю среднего класса стать богатым. Система ценностей, все устройство американского общества разрушено.

— А что случилось с местами, разъеденными «американской ржавчиной»?

— Ржавчина разъела их буквально. Металл ржавеет, здания разрушаются, а природа возвращается. В районы, которые когда-то были застроены фабриками, снова приходит лес. В этом есть даже что-то прекрасное, но люди дорого за это заплатили.

— В каком городе вы живете? Опишите, пожалуйста, свой дом и комнату, где вы обычно работаете.

— Я живу в Остине, штат Техас, в неприлично буржуазном, спроектированном современным архитектором дизайнерском доме, который я купил на гонорар, полученный в Голливуде (по роману «Сын» снят сериал с Пирсом Броснаном в главной роли — прим. ред.). Это трехэтажный дом из стекла и стали, каким гордился бы преуспевающий инвестиционный банкир. Если честно, мне неловко в нем жить. Я думаю, что скоро перееду обратно в нормальный дом. Это неправильно — позволять твоему материальному положению доминировать над тобой и определять твою сущность. Кичиться своим успехом или достатком, выставлять напоказ суперсовременный дом или навороченную машину — плохо. Гордиться надо другими вещами: своей работой, своим образом жизни, тем, какой ты человек и как заботишься о своей семье и близких людях.

Мой кабинет простой и крошечный. Это самая маленькая комната в доме с низким потолком, окна пропускают достаточно света, но никакого особенного вида из окна нет. Кабинет должен быть маленьким, чтобы ты себя чувствовал в безопасности. Я всегда закрываю дверь, когда работаю. В комнате должно быть окно или два, но из них ничего не должно быть видно. Рабочий стол стоит лицом к пустой стене. Ничто не отвлекает от творчества: никаких птичек, проезжающих мимо машин, потрясающих видов. Цель рабочего кабинета — удерживать вас внутри вашего разума.

— Несмотря на умение описывать мрачную атмосферу и жестокие сцены, вы скорее оптимист, пусть и брутальный. Как обрести баланс?

— Думаю, что я реалист. И для меня быть реалистом означает хорошо понимать, о чем стоит беспокоиться, а о чем нет. Я вообще не вижу смысла быть пессимистом. Мир и без того достаточно мрачный. Да, есть войны, да, люди эгоистичны и они и дальше будут воровать, насиловать и убивать друг друга. Мы — животные, прежде всего. Это очевидно даже ребенку, и, следовательно, совершенно бессмысленно об этом думать. Что делает людей по-настоящему интересными, так это то хорошее, что существует в нас наряду со всеми этими темными сторонами. Интересно то, что мы пожертвуем жизнью ради совершенно незнакомого человека или ради достижения идеалов. Темная, животная сторона человека настолько очевидна, что об этом не интересно думать. А вот о том человеческом, что сильнее инстинктов — да.

— В 2010 году после «Американской ржавчины» журнал The New Yorker включил вас в список 20 самых многообещающих писателей моложе 40 лет. И вы за два года написали потрясающий роман «Сын». Повлияла ли на это оценка журнала? Могут ли критики или издатели как-то влиять на вашу способность к творчеству?

— На вдохновение или самооценку этот список практически никак не повлиял, но вот на деле оказался очень полезным, потому что меня сразу же познакомили с очень многими талантливыми писателями. И это было приятно — стать своим среди коллег.

Что касается критиков, их просто необходимо игнорировать, неважно, хвалят они вас или ругают. Если вы писатель, то просто не можете себе позволить обращать внимание на все эти рецензии.

Искусство, творчество — это порождение вашего сознания, оно идет изнутри. Это сольное выступление. Все остальные голоса должны быть вытеснены из головы. Я заметил, что теперь сделать это становится все сложнее. Это очевидный минус публичности. Когда я работал один и был никому не известен, было гораздо легче. Но задача-то остается прежней. Ты действительно не можешь позволить никому влиять на процесс творчества — в твоем сознании не может быть никакого другого голоса, даже шепота. Все, что ты пишешь, должно исходить изнутри.

— Когда дело доходит до экранизации, многие писатели продают права и отдают свою книгу и героев на откуп сценаристам. Вы же активно участвовали в работе над сериалом по роману «Сын» с Пирсом Броснаном в главной роли. В чем заключалось ваше участие?

— Я четыре года работал над этим проектом. Я разработал идею, написал несколько сценариев, а затем продал права American Network. И я работал исполнительным продюсером «Сына» и каждый день был на съемочной площадке первого сезона. В Голливуде я встретил много интересных, талантливых людей, но все-таки я предпочитаю писать книги. Голливуд действительно коррумпирован.

— Над чем вы сейчас работаете?

— Я пишу новый роман, он называется «Город». Это свободная вариация на тему «Божественной комедии». Мне интересно посмотреть, как выглядела бы история Данте, будь она написана сегодня. Так что действие происходит в городе, который может быть частью загробной жизни или подземного мира, а может и не быть.