Таблетки от любви: о вечном и кризисе пробуждения

Читать в полной версии

Я сходил на премьеру спектакля Максима Диденко «Цирк» в Театре Наций, поставленного в рамках открытого фестиваля искусств «Черешневый лес». Реинкарнация старого советского фильма вышла бодрой и пустой. Самое яркое впечатление — игра Ингеборги Дапкунайте. Особенно врезается монолог о любви, который актриса проникновенно произносит в тишине. Казалось, весь веселый и музыкальный «Цирк» свелся к этим словам-о-вечном. После спектакля, размышляя об этом монологе, я думал, что, вообще-то (ну, то есть, по большому счету) к «теме любви» он особого отношения не имеет. Замечательная игра большой актрисы, направленная на высекание из зрителей эмоций — всего-то изящный конструкт, театральная поделка, мастерство «говорения» о вечном. Думал я о том, что значит «сыграно» и «пережито». Как бы сказал автор концепции «бедного театра» Ежи Гротовский, я не стал свидетелем происходящего на сцене, но лишь безучастным, хотя и благодарным зрителем. И тогда я задался вопросом — можно ли вообще сегодня всерьез говорить о любви публично.

Именно поэтому эту колонку я пишу о том, о чем писать — моветон. Об этом можно снимать фильмы, ставить спектакли, но режиссерам надо вывернуться наизнанку, дабы не впасть в пошлость. Даже стихи на подобную тему кажутся сейчас ветхозаветной романтикой, исповедальной лирикой, которая уже давно отжила. Но я попробую. Главное решиться.

Раньше я никогда не думал, что скажу другому человеку слова «я люблю тебя». Окей, я их не сказал — написал. Не так давно. Впервые. Очень странное ощущение, когда фальшивая, искусственная фраза кажется единственной правдой. Затасканные слова вдруг ожили для меня и наполнились внутренней силой. Так умерший зимой дикий виноград на балконе внезапно начинает распускаться. Слова вырываются легко и естественно, хотя обычно, когда слышишь их, хочется, как минимум, громко рассмеяться. Ибо это — клише. Гипсокартон. Необходимый обществу спектакля ритуал. Мы думаем, что чувствуем что-то вроде любви, вот и берем готовый речевой оборот, в который бессознательно упаковываем свой порыв.

Я написал эти три слова. Всегда смеялся над ними, а тут взял и написал. Всерьез. Или даже так: я всегда хотел испытать желание — сказать это. Дальше приключилось примерно то, что происходит со многими: я перестал спать, есть, в неизвестном направлении укатила психосоматика, мир засверкал алмазами и стал постепенно рушиться. Пока мой мир обновлялся и рассыпался, Бобу Дилану вручили Нобелевку. Я никогда его не слушал, но вдруг начал — аромат этих блюзовых, наивных стихов заполнил меня. Я начал тонуть.

Я пришел к психоаналитику, которого давно знаю. Сидя в кожаном кресле, увлеченно рассказывал ему о своем состоянии. Он прописал антидепрессанты, способные удерживать меня в более-менее ровном состоянии на время кризиса. Ибо любовь — кризис, обвал душевных ценностей, паника на внутренней бирже. Я спросил, могут ли эти препараты приглушить чувства, и если — да, то я их принимать не буду. «Эти не могут, но вообще-то такие существуют», — услышал я в ответ. — Так что люби на здоровье».

Любовь — потенция, находящаяся внутри человека. Нет никаких амуров с золотистыми крыльями и стрелами — есть только ты и еще нечто внутри тебя, однажды вырывающееся наружу. Люди зачастую ищут любовь в других, но это поиск ритуальный, запланированный, а значит сконструированный и бессмысленный. Он имеет значение в плане социальных/партнерских связей, но не эмоций. В обществе спектакля мы все одиноки. Живя вместе, играем в отсутствие одиночества. Так же и с любовью. Она принадлежит только мне, и другой человек — лишь отражение моих переживаний. Естественно, мы хотим ответа на порыв, но любой ответ будет лицемерен, ибо нет ответа на слова «я люблю тебя». Три слова — это не вопрос, а утверждение. Мертвые листья, внезапно вспыхнувшие в руках.

Я понял, что любовь — нечто внутри меня, вдруг решившее выпорхнуть из бог весть каких глубин. Ответа от моего объекта не было. Я смешивал антидепрессанты с коньяком, но микс выходил не слишком внятным. Даже Боб Дилан перестал радовать своей губной гармошкой.

Я осознал, что самое бессмысленное в любви — ожидание. Нечто уже живет внутри, ожидать большего не имеет смысла. И тогда я вновь закинул невод надежд своему психоаналитику, и он прописал мне другие препараты, сказав, что они-то уж точно помогут «от любви». «Я бы и раньше тебе их прописал, — сказал он, — «но ты же хотел помучаться».

Я хотел помучаться, чтобы понять — может ли чувство быть ответным. И когда я понял, что любовь — это пробуждение исключительно меня, роль ожидающего перестала привлекать. Можно хоть двадцать лет не спать, не есть и слушать Дилана, думая об одном и том же человеке. Но зачем? Другой — отражение, зеркало, а любовь — это ты сам. Рассмейтесь, когда она придет и не отразится в другом.

Да, мы живем в мире отражений. Если любовь присуща моему внутреннему миру, она даст знать о себе еще раз. И еще раз. Всегда ли я буду с ней один на один? Вот в чем вопрос.

Таков мой опыт любви. Ваш будет совершенно иным. Или в чем-то похожим. В этом мире, и правда, существует любовь — в вашем собственном мире. И таблетки «от любви» существуют — их можно купить по рецепту в любой из аптек.