«Татуировка — это ритуал, в ней важен не только результат, но и процесс»

Читать в полной версии

Скотт Кэмпбелл — настоящая звезда современного тату- и арт-мира. Он делал татуировки Марку Джейкобсу, Орландо Блуму, Хиту Леджеру и многим другим знаменитостям; отправлялся изучать криминальные наколки в мексиканскую тюрьму, в рамках арт-проектов татуировал яичную скорлупу и вырезал типичные тексты и сюжеты татуировок на пачках долларов. Whole Glory — еще один резонансный арт-проект Кэмпбелла. Художник скрывается за стеной, в которую анонимный доброволец просовывает руку, по ней Кэмпбелл пытается определить, что за человек перед ним, и сделать ему подходящую татуировку. Хоть условия для добровольцев и кажутся непростыми, желающих куда больше, чем выбранных методом лотереи счастливчиков. 

— Как вы решили привезти проект Whole Glory в Москву?

— Это было предложение компании Hennessy, мы устроили в Москве Whole Glory и в те же дни представили лимитированную серию Hennessy Very Special Limited Edition. 

Я довольно давно пытался составить список городов, в которые можно привезти Whole Glory, и Москва была среди них. Тем более, хоть это и мой третий визит в Москву, до этого я проводил тут считанные часы, теперь вот город посмотрел. До этого мы устраивали Whole Glory в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе в Milk Galleries, а во время арт-ярмарки Frieze, с 7 по 9 октября, он будет в Лондоне.

— C чего все началось? Как вообще такая идея пришла в голову?

— С моего любопытства. Я делаю татуировки почти два десятка лет, для меня нет более комфортного занятия, я на коже «рисую» лучше, чем на бумаге… В последнее время я все более вовлечен в арт-проекты, и в них значительно больше свободы, но и ответственности тоже больше. Вот об этом я и задумался. Ведь если я делаю вам татуировку, то не могу просто взять и изменить что-то в эскизе, потому что мне показалось, что так лучше — я должен спросить у вас разрешения. И я подумал: а что если я смогу делать татуировки, будучи абсолютно свободным в том, что это будет и как это будет. Использовать кожу как холст. Я не вижу человека, он просто просовывает руку в отверстие — и я пытаюсь представить, кто он и что ему подойдет. Когда мы проводили Whole Glory в первый раз, я удивился, сколько людей пришло и участвовало в лотерее, чтобы сделать татуировку. В первый день было где-то 50 человек, а во второй – четыре сотни! И я знаю точную цифру потому, что по правилам пожарной безопасности в помещение не могли пустить больше.

— Что еще удивило?

— Я думал, что придут люди, у которых уже много татуировок, а оказалось, что где-то половина хотела сделать первую! Даже архитектор, которая занимается проектом моей студии в Лос-Анджелесе, потом рассказала, что приходила оба дня и кидала бумажку со своим именем в барабан, хотела сделать свою первую татуировку, но ей не повезло. И я предложил: «Ну мы же друзья, заходи во вторник, я тебе сделаю, что ты захочешь», на что она ответила: «Ты знаешь, мне кажется, я решилась бы только на тех условиях, которые предлагает Whole Glory». Ведь этот проект не только про абсолютную свободу художника, но и про его абсолютную ответственность. Я сам, начиная проект, думал, что мне будет проще — я просто делаю, что хочу, но потом ощутил совершенно обратное, что это куда сложнее психологически. Тебе оказывают огромное доверие! Ведь если например, вы придете ко мне и скажете: «Я хочу розу на руке», я сделаю лучшую розу, какую могу, но если вам потом не понравится, часть ответственности все равно на вас — это же вы хотели розу. И место выбрали вы. А если человек снимает повязку в Whole Glory и не доволен, то это моя и только моя вина.

— Как вы решаете, какую татуировку сделать? Вот, вам протягивают руку в отверстие… И что дальше?

— Я романтик, я не могу ничего сделать с собой — всегда начинаю представлять, кто находится по другую сторону стены, почему он решил сделать татуировку… И в том, что я наношу на руку, выражено мое восприятие этих людей. Считайте, что я читаю по ней! По окончании каждого проекта Whole Glory я устраивал ужин, куда приходили все участники. И я впервые их видел. Для меня это был как «Диснейленд», в котором Микки-Маус вдруг снял маску. Удивительное ощущение! И еще забавно, что многие отводили меня в сторону и говорили: «Хочу поблагодарить, у меня лучшая татуировка из всех!» Каждый считал, что лучшая у него! Значит, она подошла человеку. С другой стороны — это они мне так говорили, не знаю, что потом было, может они их в ужасе переделывали или сводили.

— Почему такое название с забавной аллюзией было выбрано?

— А, glory hole, здорово, что вы поняли. К моему удивлению, не многие считывают игру слов. Мне казалось, это так очевидно.

— Как вообще вы от идеи стать биохимиком, а насколько я знаю, именно такой у вас был план в юности, перешли к тому, чтобы стать тату-художником?

— Я родился и вырос в американской глубинке — Луизиане и Техасе. И меня всегда увлекала наука, для меня наука — это поиск абсолютной правды и я очень хотел в нем участвовать. А потом я перешел в мир эмоциональной правды, которой для меня стали татуировки. Я всегда рисовал. Когда я бросил школу и сбежал в Калифорнию, то часто рисовал всякие картинки знакомым на кожаных и джинсовых куртках, а потом начал делать им татуировки! Через какое-то время я понял, что получается неплохо, начал брать за них деньги и называть это своей работой.

— Первую кому сделали?

— О, это была смешная история. Мой приятель просто-таки заставил меня. Он мне все время повторял: «Я хочу, чтобы ты мне сделал татуировку», на что я отнекивался, что я не умею, но могу нарисовать эскиз, с которым он пойдет в тату-салон. Но он упорствовал и в один прекрасный день принес мне все оборудование со словами: «Вот, я купил все необходимое, теперь ты не можешь отказаться». Тут уж у меня козырей не осталось — кто-то верил в меня больше, чем я сам. Сюжет был тоже специфический — его отец был палеонтологом и он захотел набить интерпретацию одного из экспонатов из его коллекции. Не могу сказать, что получился шедевр, по современным стандартам — так вообще кошмар, но мы до сих пор дружим, так что, видимо, не совсем ужасно. И потом, он хотел этого, татуировка — это ритуал, в ней важен не только результат, но и процесс. Если у тебя будет самая красивая татуировка в мире, но ты будешь с ужасом вспоминать, как ты ее делал, это куда хуже. У вас с нею не будет никакой связи. У меня самого есть объективно страшные татуировки на теле, но для меня они — воспоминания, и я обожаю их.

— Вы хоть примерно представляете, сколько татуировок сделали к настоящему моменту?

— Даже примерно не представляю. Но это тысячи. Я как-то пытался прикинуть хотя бы за первые десять лет карьеры, тогда я работал пять дней в неделю и делал татуировок по пять в день, но потом все равно сбился со счета. Я бы сказал, что тысяч десять, но это догадка.

— Сейчас не будучи знаменитостью или участником Whole Glory у вас вообще можно сделать татуировку? На сайте вашей студии Saved Tattoo написано, что запись к вам закрыта…

— Можно! Я просто не хочу участвовать в этом популярном у звездных тату-художников состязании — у кого длиннее лист ожидания. Есть такое у нас в профессии соревнование. Больше запись — ты круче. Я так не думаю, меня бы вообще сводила с ума мысль о том, что я знаю, что в этот день через пять лет я должен сделать три татуировки. У меня бы просто паническая атака началась! Я не договариваюсь делать татуировку более, чем за две недели. Мое собственное расписание может часто меняться, я в перелетах, делаю выставки… Но если я например, понимаю, что на следующей неделе буду в Нью-Йорке и у меня будет несколько свободных дней, то проверяю почту. Люди пишут на сайте с просьбами, я смотрю, что из этого мне было бы интересно сделать, и предлагаю назначить встречу.

— Сколько художников сейчас работает в студии?

— В Нью-Йорке девять человек, а в конце октября мы открываем новую в Лос-Анджелесе, там будет пять мастеров.

— Почему логотипом студии вы выбрали туза треф?

— Потому что три — мое любимое число, во всем. Четыре — такое закрытое, квадратное, симметричное, а три — открытое число, с потенциалом. По крайней мере, я так это воспринимаю.

— У вас был безумный проект в мексиканской тюрьме, когда вы изучали там криминальные татуировки, а потом даже соорудили машинку из подручных средств и делали татуировки заключенным… Как вы вообще туда попали?

— Ну, именно поэтому я не пытался пробраться в тюрьму в США, а выбрал Мексику! Не самым законным путем! Сначала наврал, что это будут съемки для MTV, потом женщине на пропускном пункте цветы подарил… Но это было так интересно, я провел два месяца с заключенными: людей лишают личности, они ходят в одинаковых робах, сидят в одинаковых камерах, им выдают номера, татуировки — это то, что остается у них от личности. Это было своего рода научное исследование!

— Шесть лет вы путешествовали по миру, татуировали и изучали местные татуировки. Где интереснее всего было?

— В Японии невероятная история тату-искусства, мне повезло ее изучить. Год в Испании был очень интересным… Но вообще самое крутое место за всю поездку — это Бирма. И татуировки у них просто невероятные, геометрические. Как-то я встретил там мужчину, у него было два орнамента в круге на каждом из запястий. И я пытался узнать, что они значат. Он сказал, что это защита от змей. Я срисовал дизайн и сказал: «Отлично, тогда эту я смогу сделать кому-то, кто захочет защиту от змей!» Он говорит: «Нет!» Я долго пытался понять почему, думал, это трудности перевода, но потом понял: дело не в орнаменте, а в ритуале, в том, что для такой татуировки используется специальный состав чернил с добавлением какой-нибудь пыльцы экзотических цветков. Само изготовление чернил — отдельный ритуал. К татуировке они относятся как к медицинской процедуре, это лечение.

— Как Марк Джейкобс уговорил вас татуировать сумки Louis Vuitton и пришлось ли уговаривать?

— Вообще не пришлось, он один самых близких мне людей во всем мире. Он настоящий художник. Я сделал ему татуировок тридцать, у него до этого была одна — маленькое сердечко, которое он набил, когда был подростком. Потом я сделал портреты его собак и дальше — ну вы видели, что у него набито! Когда он предложил мне проект для Louis Vuitton, я сразу согласился. Я ему целиком доверяю.

— Татуировку можно назвать искусством?

— Ну сначала надо определиться, какое из сотен определений искусства принять! А если серьезно — думаю, да, но это скорее эдакое народное искусство, фольклор. Потому что искусство должно жить отдельно от человека, а татуировка связана с ним, и не только физически, но и на эмоциональном уровне. Я делаю вам татуировку — и это моя на вас реакция, как ни крути. Татуировку через десять лет на Sotheby’s не продашь!