На первый взгляд: Париж. Ешь и смотри
9:30
Февраль, суббота, Шарль-де-Голль. За окнами серо, травелатор сломан. Навстречу — толпа студентов в дешевых бушлатах и огромных шарфах. Слева — трое в камуфляже и синих беретах, с автоматами на перевес. Справа — клошар. Методично вытаскивает из сумки банки с едой и раскладывает на скамейке. Это мой восьмой Париж, и я его люблю.
Все же меня с Парижем слишком много связывает (хотя бы совместное проживание, длиной в восемь месяцев), чтобы я смогла увидеть его глазами простого туриста. Я приезжаю сюда как домой и позволяю себе долго спать, ходить одними и теми же улицами и не смотреть по сторонам. Но эксперимент есть эксперимент — на этот раз придется хотя бы смотреть.
9:45
Code Faux. Какого черта? Я пользуюсь этой картой каждый божий день и назову ее пин, даже если меня разбудят в эти самые 9:45 утра. Ввожу еще раз. Code Faux. Да, это Париж, детка, никогда нельзя знать наверняка, что местным автоматам не понравится в вашей банковской карте.
10:01
«Уважаемые пассажиры, в связи с тем, что на рельсы упал человек, поезда следуют с увеличенными интервалами». Все в порядке — если никто не упал на рельсы, день прожит зря. Говорят, к слову, по-французски — такие новости только для своих, и их, как шутки, нет смысла ни объяснять, ни переводить. Кто не понял, нервно поглядывает на тех, кто понял. И на табло заодно. В качестве дружелюбной компенсации — желтая табличка с текстом на французском, испанском и английском. На английском текст выглядит так: «All to trains go to Paris». На испанском, к слову, без ошибок.
10:08
Поезд опоздал всего на 5 минут. Милая на вид, но с двумя чемоданами, женщина садится и ставит чемоданы в проход. Прежде чем она сообразит отодвинуть их к стене, через них перепрыгнет 15 человек. Двери закрываются, раздается звук аккордеона. Что-то из репертуара Эдит Пиаф. «Баянист» благодарит публику и аккуратно протискивается по вагону с кепкой в руке. Классная кепка. И усы хорошо подстрижены, и брюки отглаженные. Бежевые.
11:17
Бульвар Бомарше. Дверь особняка открывается, выходит женщина — растрепанные кудри и ворох сумок на плече. Спускает на нос очки и уверенно шагает в сторону Бастилии. Вдруг замирает, смотрит на пустой поводок у себя в руке и бежит обратно к подъезду. Открывает дверь — оттуда с громким лаем выскакивает пес. Нет, она не больна — она просто француженка.
13:15
Марэ на подступах к Риволи. В примерочных очереди, на улицах не протолкнуться. В Париже нет туристов, но в Париже суббота, а значит — в центр города лучше не соваться.
15:03
Я устала. Чертовски устала. У меня есть платье, кеды и твердая уверенность в том, что, будь это мой первый Париж, я бы его ни за что не полюбила. Красив, подвижен, небрежен, но ему не до меня. И это притом что я передвигаюсь по нему на ощупь и знаю, что каждый раз, когда кто-то отдавит мне ногу, надо извиняться. Но ему наплевать. Слишком много людей, слишком мало смысла.
15:13
Улица Монторгей выглядит как обманка для туристов — шумная, яркая, людная в любое время года со всеми своими мясными, сырными и шоколадными лавками. Но она настоящая. Тут действительно можно купить очень свежую рыбу и очень вонючий сыр. И сегодня тут действительно ни одного туриста. В Café du Centre в том числе. Название так себе, но для Парижа в самый раз — чем невзрачнее, тем лучше.
15:15
Никто не просит меню, хотя его нет на стене. Все свои — как говорят в Париже, du coin. Кому-то несут горячий шоколад откуда-то из-за угла, из соседней кофейни, кому-то — бургер и семгу с имбирем, которых нет в меню, которое я все же на правах случайно забредшей попросила. В меню вообще ничего нет, кроме десятка вин, пары салатов и нескольких тарелок с закусками. Официант — дерзкий, бодрый, но обходительный. Словом, тоже настоящий. Прошу графин розового и charcuterie.
15:22
Два куска поджаренного деревенского хлеба, три вида паштета, четыре вида копченой колбасы и листья салата с французской заправкой. Секс, еда и революция — три кита французской культуры. Не надо знать ни язык, ни культуру, чтобы любить Париж. Достаточно любить китов.
16:04
Его зовут Лулу. Ему четыре, от силы пять. Он очень милый. Даже когда двигает стулья возле чужих столиков. На нем бушлат, замшевые дерби (ему четыре, от силы пять) и полосатый шарф. Когда-то я думала, что это мое романтическое восприятие выбирает из толпы тех, на ком есть шарф, и подгоняет реальность под стереотип. Но, похоже, они действительно рождаются в шарфах.
16:13
Усмотрела в толпе тех, на ком нет шарфа. Смотреть на них нет смысла — дурно одеты, взгляд заполошный. Явно не местные.
19:14
Отель. Я собиралась гулять весь вечер. Но у меня нет сил даже пошевелиться. Зато есть бутылка провансальского розового. Оказывается, жить с открытыми глазами очень утомительно.
Воскресенье
10:37
— Кофе?
— А еда какая-нибудь есть?
— Круассан? — на лице официанта сомнение мешается с презрением. В Париже «поесть» можно только с 13 до 16 и с 19 до 22. Я в курсе, просто проверяла. Конечно, в туристических местах всегда приготовят омлет и даже пастой накормят не моргнув глазом. Но в настоящих парижских кафе с утра кроме круассана можно получить разве что кусок багета и джем. C'est tout.
10:40
Кофе жидкий, круассан жирный — все в порядке.
11:38
Сена почему-то мутно-желтая. Течет, бурлит, волнуется, сносит равнодушно притулившихся на воде уток. О снеге здесь ничего не слышали — +12 и яркое солнце. Но она почему-то желтая.
12:15
Набережная Сены где-то между Консьержери и Лувром. Девушка сидит на скамейке и читает. Шарф на месте. Парочка — на нем шапочка и очки в толстой оправе, на ней — юбка в складку и пальто из 80-х. Оба что-то пишут в молескины. Мужчина — велиб, обручальное кольцо, в руках — книга. Кто придумал, что русские — самая читающая нация?
12:18
Второе развлечение — бег. Бегунов на набережной едва ли не больше, чем японцев перед Джокондой. В принципе логично — если есть столько плюшек и заедать макароны багетом, никакая генетика не спасет.
12:23
Кто не читает и не бегает, тот гуляет. Один из главных персонажей французской литературы XIX века — flanneur (праздно шатающийся по городу — вроде как я) — по-прежнему жив. Возраст — от 20 до плюс бесконечности, настроение — благостное, внешний вид — как по писаному.
12:45
Пышное платье, каблуки, белый шарф — катит по набережной велосипед, улыбается. На секунду останавливается, втягивает носом воздух, запрыгивает на велосипед и уезжает. Она настоящая?
13:00
Тюэльри. Толпа народу. Туристов по-прежнему нет. Негры продают страшные эйфелевы башни. Видимо, бизнес с сумками Louis Vuitton себя исчерпал. Зачем продавать башню возле Лувра — неясно. Впрочем, никто и не покупает.
13:15
Туалет на площади Согласия.
— Sorry, are you waiting in line?
Та самая, в платье и на велосипеде. Воплощение французского шика оказалось туристкой. Едва ли не единственной во всем Париже. Миф и реальность мешаются так ловко, что уже ничего не разобрать.
13:21
— У вас очень красивая прическа.
— Спасибо.
— Вы кого-то ждете?
— Нет, просто курю.
— А в Париже надолго?
— Уезжаю завтра вечером.
— Жаль. У вас очень красивые глаза.
— Спасибо, мне пора.
Хорошее пальто, возраст от 40 до 50, шарф на месте. Киты плывут уверенно, а, стало быть, секс в Париже по-прежнему на сдачу — достаточно просто смотреть людям в глаза. От сдачи, к слову, всегда можно отказаться, а оскорбиться тем, что ее предлагают, невозможно. Вежливость по-французски.
14:45
— Мы можем сесть, просто чтобы выпить по стаканчику? — уточняет Кло. Официант кивает. Мы садимся.
Кло живет в Париже 15 лет. И, уж конечно, она француженка до мозга костей. Но даже французы не умеют на глаз определять, где можно просто пить, а где — только пообедать. Просто они не стесняются спрашивать.
15:15
— Когда я впервые оказалась в Париже, я была двенадцатилетней девочкой из глубинки. И меня страшно возмутило, что красивые здания здесь мешаются с каким-то жутким новостроем, — говорит Кло.
Я не очень понимаю, о чем она, — для меня здесь удивительное единство пейзажа. Но киваю.
— А потом, когда я переехала сюда в 17, эта мешанина показалось мне невероятной. Меня восхитил этот микс: с одной стороны — бутики с безумными ценами, с другой — магазины с ношеными платьями по 5 евро. И люди. Черные на почте, пакистанцы в метро, арабы в магазинах.
Я понимаю, о чем она.
16:50
Метро, поезд без машиниста, первый вагон. Рядом — негр в больших наушниках ковыряется в айфоне, справа — блондин самозабвенно грызет заусенец. Напротив — мужчина. Серое пальто, зеленые кеды и недельная щетина. У него на коленях мальчик лет трех. В невыносимо модных штанах и зеленой куртке. Они разговаривают. Отец закидывает сына прямо на «подоконник».
— Смотри, мы сейчас в туннеле, а вон уже и станция! Ту-ту, станция!
— Ту-ту! — отзывается совершенно счастливый ребенок.
Кажется, французские дети действительно не плюются едой, и дело не только в еде.
17:07
The Kooples возле Мадлен открыт. Видимо, редкие парижские магазины, которые все же работают в воскресенье, делают неплохую кассу. Хотя в целом город кажется неприлично вымершим именно за счет этих закрытых магазинов. Вообще, похоже, туристу в Париже в выходные делать нечего — в выходные город всецело принадлежит местным. В субботу густо, в воскресенье пусто.
17:17
IKKS в османском особняке. Разумеется, закрыт. Шикарное крыльцо завалено скарбом клошаров. Клошары сидят рядом и переговариваются на неопознаваемом на слух языке.
18:00
Кафе на Grands Boulevards. Напротив помойка, на столике пусто. Вообще-то я сижу тут уже 15 минут. Можно было бы расстроиться и уйти, но я не спешу и приглядываюсь — официантам тут плевать на всех, не только на меня. Наконец появляется официантка. Прошу меню.
— Напитки? — зачем-то уточняет она.
— И еда тоже, — зачем-то говорю я.
— Еда после 18:30, — говорит она.
Я в курсе, просто зачем-то опять проверяла.
18:13
Пью розовое, смотрю на помойку. Отказываю патлатому клошару в сигарете. Иногда мне кажется, что клошары одеты лучше меня и побираются ради удовольствия. Официантка выскакивает из кафе, накинув драное бежевое пальто, и куда-то убегает. А через 3 минуты возвращается с огромным пакетом багетов под мышкой — к ужину. Ужинать я не останусь, но я понимаю, ради чего тут сижу.
20:17
В прачечной на бульваре Републик на стиральной машине сидит человек и читает газету. Похож на пакистанца. Скорее всего живет в старом доме поблизости — без центрального отопления и стиральной машины. Моется раз в два дня и стирает раз в три недели. Иначе дорого. Улыбается.
20:32
Лежу в кровати, запиваю чай вином. Нестерпимо хочется спать, хоть я и проспала накануне 11 часов. Быть в Париже туристом невыносимо, смотреть во все глаза — жутко утомительно. Больше никогда никаких экспериментов. Только есть, спать и читать в парках.
Понедельник
10:43
Suite à l’accident sur la ligne 9 le traffic est interrompu jusqu’à 11:00. Ну и кто что понял? Вообще-то можно догадаться, что если что-то объявляют, то кто-то опять куда-то упал. Правда, на сколько это затянется, догадаться все же сложнее.
10:56
Chassée d’Antin — La Fayette. Толстый негр переклеивает рекламные плакаты, мощная толпа движется к переходу, где-то опять играет аккордеон.
12:37
Пью виски в кафе напротив Оперы. В два раза дороже, чем надо бы, но тут район такой, ничего не поделать. При всей ущербности галереи Лафайет, стоит признать, что в понедельник с утра там неплохо — почти нет ни одержимых Chanel японцев, ни просто одержимых русских. Точнее их мало, и они никому не мешают. Конечно, галерею вполне можно миновать — в конце концов, в бутиках самих марок выбор куда интереснее. Но у галереи одно преимущество: в то время как везде скидки давно закончились, здесь почти в каждом корнере есть вешалка или полка с сезонной распродажей.
13:45
Рю Сан-Жиль, испанский ресторан. Прохожие традиционно заглядывают в тарелку. Я не хочу никуда уезжать.
16:30
— У вас есть посадочный талон?
— Нет.
— Вы знаете номер вашего электронного билета?
— Нет.
Чернокожий месье в длинном пальто пропускает меня в очередь на сдачу багажа, забирает паспорт и через три минуты приносит мне мой посадочный талон. Если лететь через Европу, имеет смысл хотя бы выписать номер билета — стоек регистрации тут нет, все самостоятельно. И далеко не все сотрудники такие милые — женщины за соседней стойкой даже не стали со мной разговаривать. В следующий раз буду умнее. А пока ем плюшку с изюмом и улыбаюсь чернокожему месье. Я действительно не хочу никуда уезжать.
***
Вообще отношения людей с Парижем можно поделить на три очень условные категории: глубокая неприязнь, романтическая влюбленность и прагматическая любовь. В основе первой, как водится, завышенные ожидания. В основе второй — регулярное потребление суррогатных впечатлений в виде кино, книг и чужих переживаний. А в основе третьей, кажется, еда. И не только у меня.
«Больше всего я боялась увидеть Париж Людовика XIV — напыщенный и в парике. Но увидела бесцветную Сену, покрытые окурками тротуары, переполненные кафе и блинчики с нутеллой. Париж оказался гораздо ближе, доступнее и человечнее, чем мне показывали в кино», — вспоминает социолог Марина.
♦♦♦
«Урезанный контингент белых людей, проститутки как из хоррор-шутера и очень плотная и однообразная застройка, — делится первым впечатлением издатель Денис. — В московском супермаркете выбор французских коньяков шире, чем в винном бутике Парижа. Собственно, коньяка там вообще нет. Как нет и элегантно одетых женщин. За три дня видел трех прекрасно одетых француженок, и всем троим было за 60».
♦♦♦
«Мне казалось, что я в той самой сказке, и сейчас за углом запоет Ив Монтан, — говорит маркетолог крупного банка Антон. — Реальность проступила, когда, избавившись от программной истории «башня-Лувр-кораблики», я стал устраивать пикники в парках. А окончательно до меня дошло, что Париж настоящий, когда увидел, как обедают в воскресенье семьи на канале Сен-Мартен».
♦♦♦
«2001 год и мой первый еврогород. Версаль, пруды и толстые разноцветные рыбы, — вспоминает менеджер проектов Кира. — Я открыла окно в отеле на чертовой Пигаль, а там двор-колодец и убийственно пахнет жареными каштанами. А потом шла все по той же Пигаль, рядом остановилась машина, арабский папаша свесил оттуда попу своего ребенка и тот самозабвенно покакал на тротуар».
♦♦♦
«Там девушке прямо на улице предлагают многообещающий вечер, но как-то совсем необидно. И клошары очень интеллигентные. Помню мужика, который тащил за собой огромную телегу со всяким скарбом, а потом вдруг сел посреди парка и стал читать», — говорит главный редактор женского журнала.
♦♦♦
«Париж — город, который ест, — считают продюсеры Никита и Надя. — Помним кафе перед Нотр-Дам, где мы ели луковый суп и багет с козьим сыром. А еще нам понравиось, что можно просто сесть на асфальт на площади перед Центром Помпиду или с бутылкой вина в саду Тюильри. В Европе в принципе везде можно, но в Париже почему-то это круче всего».
♦♦♦
«Первый раз я приехала в Париж очень молодая и очень пьяная в восемь утра из Лиможа. Мне было очень хорошо, — вспоминает Наталья, pr-директор небольшого агентства. — А потом я приезжала туда очень уставшая и всегда по работе. Помню, как однажды набрала с собой макарон и маленьких бутербродов с семгой по 20 евро в La Durée и пошла на набережную. С тех пор у меня Париж — очень про еду. Про хлеб, шампанское, сыр, устрицы в маленьком ресторане на Сен-Мишель и устрицы в большом и важном ресторане где-то в 15 округе».
♦♦♦
Дима, веб-дизайнер: «Сначала мне показалось, что как-то грязновато. Не надо, наверное, было смотреть в окно такси по дороге из аэропорта. Но стоило сесть в кафе, заказать луковый суп и вино за 5 евро, как Париж мне очень понравился, хотя в итоге я там толком ничего не видел».
♦♦♦
Елена, радиоинженер: «Багет на набережной и отсутствие пепельниц в кафе — бычки все кидают под стол, а потом затаптывают ногой. Как на вокзале. Я чувствовала себя здесь чужой. А потом приехала в феврале. Шел дождь, было серо, и я ела луковый суп в каком-то кафе. Тогда я поняла, что Париж нравится мне сильно больше, чем мне казалось».
Варя Брусникина