Впечатления, 23 дек 2015, 16:35

Режиссер Максим Диденко превратил «Идиота» Достоевского в черную клоунаду

В спектакле «Идиот», премьера которого прошла на малой сцене Театра Наций, много музыки, пантомимы и акробатики, а текста очень мало. Все действие 500-страничного романа режиссер уложил в полтора часа.
Читать в полной версии
Фото: пресс-материалы Театра Наций

«Идиот» — один из главных русских романов — любим театральными режиссерами. Иногда его ставят целиком, с минимальными сокращениями. Сразу вспоминается трилогия Сергея Женовача (общее время — 11 часов) и спектакль Эймунтаса Някрошюса (пять с половиной).  Иногда в инсценировку входят только основные события, и тогда действие становится немного короче. Максим Диденко уложил всю историю в полтора часа. Для этого ему пришлось избавиться от второстепенных персонажей и выпрямить сюжетную линию, оставив лишь ключевые эпизоды, знакомые всем если не по самому роману, то по его экранизациям.

Вот Лев Мышкин возвращается из Швейцарии, где он долгие годы лечился (как простодушно объясняет сам князь — от идиотизма). В поезде он знакомится с Парфеном Рогожиным и узнает о его любви к роковой красавице Настасье Филипповне. Вот Парфен бросает к ее ногам пачку денег (сто тысяч, как написано в романе), которая летит в огонь, но в итоге достается неудачливому жениху красавицы. Вот князь приходит в дом к Парфену и видит на его столе тот самый садовый нож. И далее по сюжету. Каждая из этих сцен, давно превратившихся в клише, в странички школьных сочинений, переосмыслена режиссером, прочитавшим, по его собственным словам, роман девять раз, и пересказана языком, в котором маска и клоунада равнозначны звучащему слову.

За полтора часа режиссер не дает четырем актерам, которые играют шесть персонажей знаменитого романа, ни присесть, ни перевести дух. Постоянный соавтор Диденко — сценограф Павел Семченко, придумал для спектакля декорацию, похожую на цирковую арену, разделенную на две части белой стеной с окнами и дверьми неправильной формы. По вращающейся арене шагают, бегут, несутся верхом на игрушечных лошадках князь Мышкин, его названый брат Рогожин, Настасья Филипповна Барашкова и ее соперница, юная Аглая Епанчина. Режиссер всех поменял местами и отдал женские роли мужчинам, а главную мужскую — хрупкой Ингеборге Дапкунайте. У каждого персонажа здесь свое звучание. Князь появляется с мелодичным тирольским йодлем, Рогожин басовито ухает: «Деньги будут! Деньги будут!» и исполняет что-то вроде речитатива, который композитор Иван Кушнир обозначает как «интеллектуальный хип-хоп», а юная Аглая выступает с сольной арией «Жил на свете рыцарь бедный». Но есть и сквозной мотив, который идет через все действие. Этот мотив неминуемого несчастья, ожидающего трех главных героев, достигает кульминации в сцене несения креста, который у Настасьи Филипповны пытается отобрать Рогожин, но перекладины пляшут у него в руках, а у князя успокаиваются и позволяют ему выскользнуть вместе с ними в дверь.

Вообще-то писать об этой сцене трудно: как только начинаешь подбирать слова, сразу слышишь скороговорку Лебедева, случайного попутчика князя: «Святотатство! Святотатство!» Наверное, о ней будут спорить, но в память она врезается накрепко: сгорбленная под тяжестью страшной ноши мужская фигура (вы помните, что женские роли в этом спектакле играют мужчины?), потом подпрыгивающие, танцующие в воздухе доски, и в конце — тоненькая фигурка Ингеборги, ясная улыбка на ее лице, рука, прижимающая к груди перекладину, образующую новый крест.  Непрост в этом смысле и финал, но если все время помнить, что задача гротеска, на котором в «Идиоте» Максима Диденко построено все действие, -«вывести зрителя из одного только что постигнутого им плана в другой, которого зритель никак не ожидал», все становится на свои места. Включая и последнюю сцену,  где  Настасья Филипповна поднимается из могильных цветов в маске единорога, а два клоуна, белый и рыжий, сплетают руки и склоняют головы у нее за спиной.  Еще одна цитата из режиссерского комментария,  который должен войти в программку. «Финал спектакля, по большому счету, совпадает с финалом романа». А вот как оценивал его сам Достоевский: «Если есть читатели «Идиота», то они, может быть, будут несколько изумлены неожиданностью окончания, но, поразмыслив, конечно согласятся, что так и следовало кончить».