«Чеховиана» Кончаловского: восемь лет на три пьесы

«Чеховиана» заняла у Кончаловского восемь лет, а если считать «Чайку», поставленную в 2004 году здесь же, в театре имени Моссовета, и все двенадцать. Но в единую линию выстраиваются три спектакля — «Дядя Ваня», «Три сестры» и «Вишневый сад», объединенные общей сценографией и актерской командой. Три пьесы сыграны практически в одной декорации — на сцене выстроен небольшой помост, на нем расставлен один и тот же набор мебели, типичной для конца XIX века. Предметами обстановки сходство не заканчивается: костюмы тоже словно взяты из одной коллекции.

Для Кончаловского было принципиально важно, чтобы и актеры переходили из одного спектакля в другой. Он не раз говорил, что его мечтой было устроить «чеховский день», показывая спектакли один за другим с небольшим перерывом. Полностью воплотить эту идею пока не удалось, но две части трилогии уже шли в один день на гастролях в Лондоне.

Спектакли объединяет и попытка «приблизиться к Чехову», поставить его пьесы такими, какими они были написаны, освободившись от предыдущих прочтений. Иными словами, показать, что чеховские произведения — это комедии, а не лирические драмы. Для этого режиссеру пришлось избавить героев от романтического флера, образовавшегося за столетие, и сделать их обычными людьми. Такого жалкого, нелепого, несамостоятельного дядю Ваню (Павел Деревянко), который точно не смог бы стать ни Шопенгауэром, ни Достоевским, и такого негероического, трусливого Вершинина (Александр Домогаров), пожалуй, и не вспомнишь.

Герои «Вишневого сада» тоже получили неожиданную трактовку. На первом месте, конечно, Гаев, которого в мхатовской постановке играл сам Станиславский. Домогарова в этой роли трудно узнать. На помост поднимается ленивый, брюзгливый человек, гримом и голосом напоминающий Николая Гриценко в роли Каренина. В его жестах есть что-то женское (так и хочется сказать — бабье), да и в поступках тоже. Он злословит в адрес сестры, сорит обещаниями, тут же забывая о них, и не способен даже приструнить обнаглевшего лакея.

Лопахин, которого Чехов считал главным в этой пьесе (если эта роль не удастся, то и вся пьеса провалится, писал он Станиславскому), у Виталия Кищенко холоден, рассудочен, местами даже страшен. Но вдруг он и должен быть таким? Разве чувствительный, мягкий человек стал бы рубить вишневый сад сразу же после покупки, не дав его хозяевам уехать? И буквально выталкивать из уже не принадлежащего им дома своим «Ну, до свиданция!».

Самая живая здесь — Раневская. Только она в этой компании кого-то любит. Юлия Высоцкая играет обычную женщину, не отличающуюся какими-то особыми талантами, которая не может забыть бросившего ее негодяя и готова немедленно к нему вернуться, как только позовет. Надо видеть ее лицо в тот момент, когда приносят заветную телеграмму из Парижа. На нем и радость, и торжество, и готовность немедленно отправиться в обратный путь.

Комедии из «Вишневого сада» у Кончаловского все же не получилось. Вместо этого вышел спектакль о людях легкомысленных, которые жили беспечно, как придется, пока не потратили все, что у них было, ничего не сделали, чтобы избежать краха, только все ждали какого-то чуда. Один персонаж здесь комичен с начала и до конца —неунывающий сосед, помещик Симеонов-Пищик. Со своим заложенным-перезаложенным поместьем, постоянными поисками денег, необходимых, чтобы заплатить очередные проценты, и фантастическими проектами добычи белой глины на приусадебном участке, он словно перескочил из чеховского времени прямо в наши дни. И мы глядим на него с пониманием, потому что ничего не изменилось в российской жизни.