Стиль
Герои Милош Бикович — о BadComedian, детстве в Белграде и девяностых
Стиль
Герои Милош Бикович — о BadComedian, детстве в Белграде и девяностых
Герои

Милош Бикович — о BadComedian, детстве в Белграде и девяностых

Фото: Георгий Кардава
5 марта в прокат выходит комедия «Отель "Белград"» — продюсерский проект Милоша Биковича, сыгравшего в нем главную роль. По такому поводу мы встретились с Милошем и, вопреки традиции, спросили его не о Никите Михалкове, а о политике и лихих девяностых.

Бесконечно можно делать три вещи: смотреть на воду, на огонь и пересказывать путь сербского бриллианта Милоша Биковича в российском кинематографе (непременно под заголовком «Серб и молод» и непременно с того, как лет шесть назад форма белогвардейского поручика из «Солнечного удара» Никиты Михалкова села на него как влитая — и понеслось). Мы осмелимся прервать этот тренд и обозначим главное: как Милош вошел в отечественное кино- и медиапространство «без брызг», так образцово он и плывет (не без заносов в спорные фильмы, конечно). За прошедшие два года Бикович отличился тем, что спродюсировал три фильма («Балканский рубеж», «Южный ветер» и «Отель "Белград"») и сыграл мажора Гришу в фильме Клима Шипенко «Холоп», самом кассовом в истории российского кинопроизводства. Плюс благодаря тепло встреченному фэнтези «Кома», снятому три года назад, но увидевшему прокат только сейчас, Бикович не сходит с афиш кинотеатров (где-то нервно закашляли Саша Петров и Евгений Цыганов).

Став в России своим, актер тем не менее продолжает жить в самолетах по маршруту «Белград-Москва». В феврале на Москву у Милоша был только один день. Мы встретились на его излете в одном из московских ресторанов, где с самого утра в режиме нон-стоп Бикович, меняя луки, давал часовые интервью то на камеру, то на диктофон, отчего к пяти вечера встретил нас более глубоким, чем обычно, взглядом. 

Итак, «Холоп» собрал более 3 млрд рублей в прокате, побив рекорд «Движения вверх», и стал таким образом самым кассовым российским фильмом в истории. Вспомните момент, когда вы об этом узнали?

Я немного раньше понял, что так случится: когда мы собрали 2,5 млрд рублей после трех недель проката. Вся съемочная группа очень боялась сглазить. Когда «Холоп» побил рекорд, я катался на сноуборде в Канацеи, в Италии, вместе с режиссером Климом Шипенко. Выпили с ним по победной рюмке коньяка. Никто не снимал «Холопа» с заявкой на кассовый прорыв — он пришел сам собой, как благословение.

Это означает, что российский кинематограф развивается, чему я безумно рад. «Холоп» побил рекорд «Движения вверх», а скоро кто-то побьет рекорд «Холопа». Мы же не на соревнованиях: все, кто двигает индустрию вперед, априори победители.

Ни на миг у вас не возникало чувства, что снимаетесь в хите?

Я думал, что снимаюсь в качественной смешной комедии. Только и всего.

Фото: Георгий Кардава

А могли и не сняться вовсе: Эдуарду Илояну, генеральному продюсеру компании Yellow, Black and White, пришлось уговаривать вас на роль Гриши. Не кажется ли, что вам недостает правильной профессиональной чуйки?

Есть такое ощущение, и оно ужасает. Но вечно советоваться с Илояном, где сниматься, я тоже не могу. (Смеется.) Конечно, стараюсь выбирать проект по понятным критериям: толковый продюсер, толковый режиссер, толковый оператор, но главное — сценарий. Да, если бы я все-таки отказался от «Холопа», то совершил бы одну из самых больших ошибок. Но как обезопасить карьеру от глупых решений, я не знаю. Даже Аль Пачино отказался от «Звездных войн».

Вы уже соглашались на роли, за которые стыдно?

Конечно. Есть проекты, в которых я на этапе съемок понимал, что все получится не так, как я представлял изначально. Не то чтобы я жалею о них, но, оглядываясь назад, понимаю, что лучше бы отдохнул вместо съемок.

Не уверена, входит ли в эту категорию фильм «За гранью реальности», из-за которого в июне разгорелся скандал: кинокомпания Kinodanz подала в суд на блогера Badcomedian.

Да, я слышал, но не помню сути конфликта.

Продюсеры подали иск на 1 млн рублей за нарушение авторских прав: мол, Бэд превысил лимит цитирования и использовал слишком много фрагментов фильма.

Он же сделал это после выхода фильма?

Конечно. Он всегда снимает обзоры после того, как кино выходит на DVD.

Тогда не вижу логики в конфликте. Я думаю, что человек имеет право снимать любые обзоры. Это тоже часть культуры, часть кинорынка, разновидность критики, двигающая индустрию вперед. Badcomedian — жесткий, умелый критик. Никто не ожидает от него поглаживаний и похвалы. Я бы на него точно не обижался. Зачем раздувать скандал? Я люблю хорошую критику, люблю юмор. Не понимаю излишний негатив, но это явно не повод подавать в суд. Да, есть критики, которым решительно ничего не нравится, они только и делают, что ругают без остановки. Есть те, кто стал критиком, потому что не нашел себе места в искусстве. Но тут другой случай: Бэд как раз — человек искусства.

Если бы я все-таки отказался от «Холопа», то совершил бы одну из самых больших ошибок.

А вы обзор смотрели?

Смотрел, но не помню деталей. Точно помню, что смеялся. Мне очень нравится, как он разбирает фильмы. Послушайте, если ваше кино хорошее, не думаю, что один обзор может отвернуть аудиторию и лишить шанса на коммерческий успех.

Прошлой весной случился еще один довольно громкий конфликт: Антон Долин негативно отозвался о вашем продюсерском проекте «Балканский рубеж», из-за чего ему пришлось уволиться из холдинга ВГТРК («Россия 24» обрушилась на Долина с осуждающим репортажем после негативного поста кинокритика о картине «Балканский рубеж». — «РБК Стиль»).

Да, он высказался про «Балканский рубеж», но, насколько я знаю, фильм не досмотрел. При всем уважении, это не очень профессионально.

Это было частное высказывание в фейсбуке, а не рецензия в СМИ.

Конечно, он имеет право на частное мнение, только вопрос, чем он его обосновал, если не посмотрел кино до конца.

Увидел большую долю максимализма: есть однозначное зло в виде НАТО и однозначное добро в виде русских.

Разумеется. Такова жанровая конвенция. Не каждый жанр терпит релятивизацию. Все же смотрели «Терминатора» — давайте оправдаем Т-1000: у этого робота было тяжелое детство, он хотел быть хорошим истребителем, а получилось как всегда. Не катит? Дело в том, что мы можем его оправдать, только это уже будет не «Терминатор». В «Балканском рубеже» есть российская спецгруппа и ее подвиг, а есть враги. Это условия военной драмы: герои исполняют приказ, те, кто им препятствует, — антагонисты.

И, наверное, сложно остаться либеральным, когда снимаешь фильм про то, как буквально недавно бомбили твой дом.

Вообще, прежде чем релятивизировать фильм, стоит ознакомиться с историей войны в Косово. Я считаю, что есть категории людей, которых нельзя оправдывать. Например, террористы. Нельзя с ними вести переговоры. Нельзя размышлять, была ли у Гитлера психотравма. Да, Гитлер тоже человек, но есть точка невозврата, после которой никакие «но» не работают.

Каким вы помните 1999 год?

Мы в тот год не ходили в школу. Страх постепенно уходил, потому что бомбили не без разбора, но ты все равно не мог быть уверен, что по тебе не ударят. По некоторым данным, из 4 тыс. погибших около 3 тыс. были мирными жителями. Это у войск НАТО называлось «collateral» — погрешность. Помню, когда бомба упала рядом с нашим домом. Тряслись окна, мы прятались в бомбоубежище. Потом, конечно, я отказывался прятаться. Помню, как играли в футбол и начиналась воздушная тревога. Все девяностые прошли в военных конфликтах. Была, естественно, дикая нищета, дефолт, пустые полки магазинов, нечего есть. Благо, человеческая солидарность и взаимопомощь вышли на первый план.

Фото: Георгий Кардава

С одной стороны, были военные девяностые, но с другой — еще и криминальные. О чем, собственно, ваш следующий проект — драма «Южный ветер». Вы как-то говорили, что это должен быть балканский «Форсаж». На деле получился балканский «Бумер». Почему?

Потому что денег на «Форсаж», на разбивание машин не было. Зато вышла крепкая, гиперреалистичная драма, в которой чувствуется боль главного героя оттого, что он свернул не туда. Вместо того чтобы стать гонщиком, стал убийцей.

Угонщиком.

А потом убийцей. Нельзя войти в криминальный мир на полшага — там очень большая сила притяжения, криминал тебя поглощает. «Форсаж» манит, привлекает, а мы сняли так, чтобы зритель не соблазнился крутой историей. Отсюда много сцен насилия, убийства. Но в жизни все еще жестче.

У вас есть личная история из 90-х? Момент, когда вы были ближе всего к криминальному миру?

Сам я никогда не соприкасался с криминалом, наблюдал лишь со стороны. У меня был друг, который гонял на тачке без номеров, носил оружие, припугивал людей и сделал фальшивый значок «стоп», которым полицейские пользуются чтобы остановить трафик, — останавливал людей. Он покончил с собой в 16 лет. Из-за долгов. Зашел в туалет кафе и выстрелил себе в висок. Это уже был 2005 год. Но девяностые ведь не закончились с наступлением нулевых. Они тянутся до сих пор. Второго друга две девушки сбили насмерть: сели за руль под наркотой (тогда наркотики только-только стали доступными в Белграде). А в районе, где я жил, мальчика забили насмерть, потому что он отказался отдать новые кроссовки.

Есть еще период, который коснулся вас, — разгар брежневской эпохи, поскольку вы сыграли Муслима Магомаева в сериале «Магомаев» (проект режиссеров Дмитрия Тюрина, снявшего «Триггер» с Максимом Матвеевым, и Романа Прыгунова. — «РБК Стиль»). Намеренного сходства с Магомаевым вы не добивались. Но как относитесь к нарочитой похожести в байопике, как, скажем, в «Высоцкий, спасибо, что живой»?

Думаю, это большой риск. Надев маску, ты не можешь сыграть мимику персонажа, надо как-то по-актерски извернуться, найти другие способы и рычаги для выражения эмоций. Без таких экспериментов кинематограф стагнировал бы. Вот недавно вышел «Ирландец» Мартина Скорсезе, в котором Аль Пачино и Роберта Де Ниро омолодили. Ты знаешь, что это графика, что это не они. Кино ведь не про графику, не про стопроцентную доскональность, а про человеческую душу.

Вы сразу с режиссерами решили, что грима не будет?

Мне сразу сказали, что я похож. Я против даже минимальной коррекции лица — в постпродакшн ли или на афишах. Ребята, вы выбрали меня, чтобы я рассказал историю Магомаева. Через свое творчество я говорю об его творчестве. Исключать кого-то из нас двоих из этой схемы нечестно. Иначе получится безлико.

Но девяностые ведь не закончились с наступлением нулевых. Они тянутся до сих пор.

Что вам запомнилось из культуры советских 60-х?

 Она довольно похожа на культуру 60–70-х в Югославии. Тот же социалистический строй с теми же гражданскими ценностями, собственной модной музыкой, вообще не похожей на западную. Радмила Караклаич с «Така-така-та» была популярна и у вас. Я очень легко поймал этот дух.

Может быть, вас тронули взаимоотношения людей той эпохи? Сериал ведь про красивую историю любви Муслима Магометовича с солисткой Большого театра Тамарой Синявской? Может, запомнился стиль? Магомаев был знатным модником.

Одеваться, как было модно тогда, мне не очень хочется, но я понимаю, что мода циклична. Скоро мы все снимем джинсы с высокой посадкой из девяностых и наденем клеши из шестидесятых. Мне нравится, как люди общались друг с другом: мягко, уважительно. Но я сужу по сценарию — не могу отвечать за всю эпоху и утверждать, что так было со всеми и на всех социальных уровнях. Поэтому мне очень не нравится, когда говорят: «Вот раньше было лучше!» Мы живем в дико интересное время, мир, в частности благодаря технологиям, меняется каждые несколько лет — мы еле-еле за ним успеваем. Какая уж тут ностальгия?

Пару слов об «Отеле "Белград»". Насколько я понимаю, это спин-офф сериала «Отель "Элеон"».

Нет, это абсолютно самостоятельная киноистория про знакомых зрителям героев, чью линию не завершили в предыдущих проектах. Мы решили перевезти их в Белград и дорассказать историю.

Вы решили усилить сербский колорит, дав роли обычным местным жителям?

Да. Наш режиссер (Константин Статский, снявший «Мажора». — «РБК Стиль») собрал киношную деревню из настоящих деревенских жителей, чтобы было реалистично.

Вы очень бойко начали продвигать сербские проекты в России. За два года уже две драмы и одна комедия. Будете наращивать обороты?

Буду стараться балансировать. Три года назад я захотел стать неким культурным мостиком между нашими странами: не просто сниматься здесь как актер, но и делать кино самому и тут, и там. Кажется, получается.

Самая странная реакция в Сербии на вашу популярность здесь?

Некоторые считают, что я продвигаю русские империалистические ценности на Балканах.

Что вы — проект Кремля?

Типа того. Что мне платят огромные деньги, ведь невозможно добиться успеха просто так. Слава богу, мне есть чем ответить: я спродюсировал «Южный ветер», самый кассовый фильм за последние 15 лет в Сербии, и снялся в нем, а также в самом кассовом российском проекте в истории. Никакое лобби, никакое государство не заставят людей по два-три раза приходить на фильм за собственные деньги. А госзаказы зачастую проваливаются в прокате.

Если про кино вы говорите много и постоянно, то на более мирские темы с вами практически никто из СМИ не общался. Отсюда вопрос: вы не можете не знать про дело Павла Устинова, за которого в сентябре вступились десятки ваших коллег и друзей, включая Александра Молочникова, Александра Паля, Сашу Бортич. Почему вы публично не высказались по этому поводу?

Я считаю невежливым, будучи гражданином Сербии, высказываться о проблемах России. Не могу как гость говорить: «Знаете, ребята, в вашем доме не все нормально. Тут вот грязно, а вон там надо мебель переставить». Это так же неприлично, как если бы вы приехали в Сербию и публично осуждали внутреннюю политику. Могу лишь сказать, что я за диалог. Если диалога нет, чувство несправедливости в народе вскипает, общество дестабилизируется, а дестабилизация часто приводит к кровопролитию. Я очень осторожно отношусь к этой теме и даже в Сербии не часто ее публично обсуждаю.

Фото: Георгий Кардава

Это позиция. Вы как-то сказали, что успех вам не принадлежит и что он дан для чего-то. Поняли для чего?

Не понял. Русский философ Иван Ильин сказал: «Если мое дело Богу нужно, то оно и мне нужно, и ему найдется применение». Он сбежал от коммунистов, потом — от нацистов, жил и писал в Швейцарии. 50–70 лет о нем не слышали на постсоветском пространстве, потом его тексты вернулись в Россию. И вот, их цитирует сербский актер.

А вы этот успех чувствуете? Условно, что-то изменилось в вас за последний год, когда вы в трейлерах стали мелькать наравне с Сашей Петровым?

Я замечаю внутренний прогресс, когда работаю на площадке. Стал свободнее, больше деталей подмечаю, могу сыграть то, что раньше не мог.

Вы снимаетесь в России шесть лет, примерно столько же лет у вас берут интервью. Все они до сих пор сводятся к работе с Никитой Михалковым, вашим внешним данным и всевозможным различиям между Сербией и Россией. Был момент, когда вас это утомило?

Да, есть такое. Вы хорошо заметили. Люди спрашивают одно и то же, потому что не слушают ответы, которые, кстати, тоже не меняются. Я на автомате уже на эти вопросы отвечаю, не замечаю даже.