Стиль
Впечатления Александр Сокуров о периоде дегуманизации мира
Стиль
Впечатления Александр Сокуров о периоде дегуманизации мира
Впечатления

Александр Сокуров о периоде дегуманизации мира

Фото: gettyimages
«Франкофония» Александра Сокурова остается одним из претендентов на главный приз Венецианского кинофестиваля. Публика благосклонно приняла картину. С «РБК Стиль» режиссер поделился мыслями об исторической правде, проблемах Европы и привычке поиска врагов.

Еще «Русским ковчегом» вы начали цикл фильмов о европейских музеях, теперь продолжили его «Франкофонией». В чем ваш замысел?

«Франкофония» — это эпос, реквием. Нет, лучше назвать его гимном, посвященным человечеству и его гуманизму. Реквием — ненужное определение. Я, как русский человек, не люблю поминок, разрушений, не люблю говорить о покойниках, меня интересуют живые, которым удалось спастись. Меня интересуют не похороны, а рождение, не проблема, а ее решение. Искусство — одна из главных ценностей человечества. Ее величие и богатство я и хотел изобразить на примере Лувра.

Трейлер фильма «Франкофония»

Вы правы — свой музейный цикл я задумал еще во времена «Русского ковчега», когда Михаил Пиотровский и администрация Эрмитажа щедро позволили мне снимать музей. С тех пор я тешу себя надеждой, что мне удастся снять и другие знаменитые музеи, например Британский музей или Прадо. Я рад, что дирекция Лувра дала мне такую возможность, даже если вначале ко мне отнеслись там с некоторой настороженностью.

Почему?

Идея показалась им несколько странноватой — показать Лувр во времена Второй мировой войны или, точнее, его спасение. Потом, наверное, сделали скидку, что все художники являются большими оригиналами и после небольшого раздумья позволили.

Вам понравилось в одиночку бродить по Лувру?

В одиночестве всегда думается лучше, чем в группе людей. Все европейские музеи похожи для меня на одну большую семью. Лувр — старший брат, Эрмитаж — младший. Мне кажется, что музей — это особый мир, малый мир в большом. И картины там живут своей жизнью. Только в некоторых музеях они живут спокойно и размеренно, а в других они живут тревожно и страдают.

Администрация Лувра не сразу дала Александру Сокурову разрешение на съемки в музее

Например, когда меня пригласили в Рим и повели в запасники Ватикана, я повстречал картины, которые поместили туда 100 лет назад, некоторые, может, и больше. Они висят там до сих пор, спокойно спят. Но есть музейные пространства — особенно те, что доступны широкой публике, где постоянно чувствуется движение. Картины там неспокойны. Они постоянно находятся в каком-то напряженном состоянии. Им не дают отдохнуть.

Я начал ходить в музеи довольно поздно. Первый раз пришел в Эрмитаж в 27 лет. Я из простой семьи, мне не привили интереса к музеям с детства. Но даже многие годы спустя я всегда удивлялся, почему минут через двадцать мне хочется уйти из музея. Я начинаю чувствовать, словно мои ноги закованы в кандалы, мне тяжело перемещаться и голова отказывается работать. Сегодня я понял, почему. Я объясняю это так: картины способны незримо разговаривать с нами. Они просят нас уйти, дать им успокоиться и отдохнуть.

В фильме вы задаетесь вопросом цены человеческой жизни, но однозначного ответа на это вопрос не даете. Так что на ваш взгляд важнее спасти: человека или картину?

Я не даю однозначного ответа, потому что каждый человек должен ответить на этот вопрос сам. Вы бы пожертвовали своей жизнью ради картины? Я могу ответить лишь за себя. Я бы пожертвовал ради леонардовской «Джоконды». И мой капитан в фильме, который спасал картины и погиб во время шторма — он тоже был готов пожертвовать. Все зависит от человека. Причем в таких глобальных вопросах важно руководствоваться лишь своей собственной интуицией и не идти на поводу религии или власти.

Съемочная группа «Франкофонии» на открытии Венецианского кинофестиваля

Я вообще считаю религию одним из самых больших зол общества. И настоящей трагедией может стать засилье религии в обществе. Посмотрите, что происходит в мире, на войны и беженцев. Религиозные люди начинают — вопреки законам разума, здравого смысла и науки — диктовать нам, как мы должны вести себя в этом мире. И руководствуются они при этом постулатами, которые не менялись со времен средневековья. И потому много у нас проблем в современном мире, в нашей Европе. И платит она за ошибки других. Только представьте себе картину, если бы европейцы вдруг побежали на Восток. Не можете? Но почему-то бежать в Европу стало чем-то само собой разумеющимся.

Только не интерпретируйте мое высказывание так, будто мне не жалко людей или я не сочувствую их несчастьям. Наоборот, очень сочувствую. Я ведь очень русский человек. И поэтому я за все переживаю, очень переживаю.

Что на ваш взгляд происходит сегодня в европейском обществе? К чему все идет?  

В мире наступает период дегуманизации. История, прошлое — повторяются. Война — страшная сила, когда она наступает, люди теряют свою человечность и гуманность. В них вселяется дьявол. Сейчас мы видим это и в Европе, и в России.

Россия всегда была хорошей и верной сестрой своим европейским сестрам. И народ у нас замечательный, но есть у него одна черта — не любит он искать виновных среди себя. Людям кажется, во всем виноваты другие — политики, власть, иностранцы. Но ведь мы тоже живем в эти времена, мы тоже ответственны за то, что происходит вокруг нас, не только власть. То же самое происходит в Европе.

Оценивая «Франкофонию», кто-то говорит, что вы вольно обращаетесь с историческими фактами, а кто-то считает, что фильм — новое слово в киноискусстве. Вы обращаете внимание как на критику, так и на восхваление?

Меня не интересуют исторические факты, я не историк, а режиссер. То есть я создаю субъективное художественное произведение, в котором выражаю исключительно свои эмоции, а не анализирую историческую правду. И я, как художник, не расскажу вам ничего нового. Потому что все уже давно написано и сказано другими. В культуре не бывает революций, она руководствуется эволюционным принципом. То есть все что уже создано или написано, повторяется снова и снова. Но другим языком и для других поколений. Может быть, сам автор является феноменом для искусства, его чувства, но не его идеи.

Кадр из фильма «Франкофония»

Говорят, что произведение создается путем страданий, и я согласен с этим. В каждом великом произведении душа автора. А особенность каждой души заключается в том, что она болит. И в живописи, танце, театре и музыке — шедевры достаются болью. Много вы слышали европейской музыки, ну, скажем, кроме военных маршей, которая звучит весело и бодряще? Моцарт? Так и Моцарт творил сквозь слезы, музыку писал веселую, а душа изнывала от боли. В этом и причина его раннего ухода из жизни. Это, впрочем, лишь мое субъективное мнение.


Что скажете о современном российском кино? В мире многие считают, что после Тарковского ничего стоящего уже не создавалось…

Как не создавалось? Культура в России жива. Я сижу перед вами, живой человек, который снял фильм.

Главная заслуга настоящего художника в том, чтобы не зависеть ни от каких формальностей, а лишь правдиво, без утайки показать свои эмоции. Уметь «раздеться» перед зрителем, читателем, оголить свои эмоции, как это в своих книгах делали Достоевский, Толстой, Чехов. Такие люди в России есть и будут. Искусство всегда опережало человеческую цивилизацию и всегда будет ее опережать.