Ночь. Ливень. Наш джип скользит по глиняной поверхности. Это что-то вроде дороги. Мы съезжаем боком с горки, а потом продолжаем мчаться. И пока мы подпрыгиваем, постоянно ударяясь головами об потолок, водитель то и дело радостно кричит по-русски «со-ба-ка!», чтобы потом юзом объехать ее. Мы в Гане. Едем с инаугурации вождя местного племени. Что мы здесь делаем? Вопрос своевременный.
Завязка
В Гане мы снимаем документальный фильм. Его героиня — Джейн. Вернее, Джейн Кандидовна Анкома. Родившаяся и выросшая в Санкт-Петербурге, она переехала учиться в Москву, устроилась на работу, сняла квартиру, а в промежутках успела стать скрипачкой и известной в городе моделью. У ее мамы польские и белорусские корни, у папы — ганские, оба живут и работают в Петербурге. В Гане у Джейн есть родные — бабушка, тетя и многочисленные двоюродные и троюродные братья, сестры, племянники и племянницы, но она никогда не видела их лично, даже бабушку. Разве что в скайпе пару раз в год. И тут она узнает, что ее тетя, мать девяти детей и владелица автомастерской в Кумаси, втором по величине городе страны, станет вождем целого региона в Западной Африке. Джейн покупает билет на самолет и отправляется в Гану, а мы спешим вслед за ней, чтобы снимать языческие обряды в местах, до которых никогда прежде не добирались приезжие.
Сборы
За емкой фразой «купили билеты и полетели» стоит несколько недель подготовки и обсуждений того, ехать ли вообще в страну, где так просто подцепить как минимум один из десятка видов лихорадки. Однако возможность оказаться там, где не бывала ни одна международная съемочная группа, и стать свидетелями обряда инаугурации вождя, который проводится в этом регионе впервые за 135 лет, слишком заманчива. Решившись, сделав прививки и проглотив «Лариам» (антималярийное средство. — Прим. ред.), от которого снятся странные, яркие и удивительно реалистичные сны, мы собираем багаж, предусмотрительно кидаем в чемоданы джин (хинин выводит из организма малярийные плазмодии), бутылки с питьевой водой на первые два дня, растворимые супы и стратегический запас печенья.
Забегая вперед: в последние несколько дней африканской экспедиции мы остались без московских резервов и перешли на местную еду. Преимущественно на «ямс» — лепешки из корнеплодов, по вкусу напоминающие картошку, и «фу-фу» — пюре неизвестного происхождения, а также на бананы и апельсины.
Дорога
Добраться из Москвы до столицы Ганы Аккры можно несколькими маршрутами. Мы летим через Амстердам. На паспортном контроле в Шереметьево девушка признается, что впервые видит визу в Гану. Наверное, еще больше она удивилась бы, узнав, что перед тем, как открыть двери самолета в Аккре, стюардессы опрыскивают салон специальным репеллентом от комаров, а на входе в терминал проверяют прививочный сертификат и измеряют температуру тела.
В здании аэропорта нас встречает Алекс, проводник и водитель (тот самый, который вскоре так быстро освоит русский). Мы выходим с камерой наготове, поскольку снимаем первую встречу Джейн с тетей. Это совсем не мешает грузчикам, наперебой предлагающим свои услуги, накинуться на нас. В попытках отбиться от них съемочная группа в полном составе устраивает пятиминутный бег до машины, во время которого находчивые ганцы, не отставая, выкрикивают суммы, которые все-таки надеются от нас получить. Мы, в свою очередь, считаем не деньги, а чемоданы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11 чемоданов… еще раз… 1, 2, 3, 4, 5... Кстати, полет, если не считать времени, проведенного на пересадке в Амстердаме, короче, чем из Москвы в Нью-Йорк. В общей сложности — восемь часов.
От Аккры до Кумаси, где живет тетя Джейн, с юга на северо-запад, немногим больше 240 километров. Впрочем, чтобы доехать по ночной дороге (дорога в этом случае — название достаточно условное) в пятницу, нужно почти шесть часов: пробка в Аккре, снующие между машин люди с упаковками бутылок на головах, любопытные полицейские на постах, постоянно заглядывающее в окно. А еще в него врывается запах жженой пластмассы: в окрестностях Аккры находится одна из самых больших свалок в мире, куда со всего света привозят старую электрическую аппаратуру. Продолжительность жизни работников на этой свалке — до 30 лет.
Шесть часов на машине по кочкам — и ты уже с трудом веришь, что добрался до своей «виллы», представляющей собой дом за высоким забором с обязательными москитными сетками на окнах. Когда живешь где-то в Гане, москитные сетки — главное, все остальное уже не очень важно.
Первые дни в Гане
В Гану мы прилетаем за несколько дней до инаугурации, чтобы успеть познакомиться со страной и ее центральным регионом Ашанти. В нем живет много христиан, сохраняющих культ предков, объектом которого издавна были вожди и старейшины, а также культ сил природы, особенно духов рек.
В первую очередь нам показывают две деревни: первая — Бомпата, куда 135 лет назад перебралась семья Джейн, а вторая — Акум, где Джейн впервые встретилась с родной бабушкой Алисой. Небольшие деревни в стране состоят из 15–20 построек и часто расположены под сенью какого-нибудь огромного древнего дерева. Британские колониальные здания в Гане практически нигде, кроме столицы Аккры, не сохранились.
В Бомпате мы едем в школу — огражденное место под низким навесом, где классы разделены досками, — в которой учился папа Джейн перед тем, как в возрасте 21 года перебраться из Ганы в Россию, в Петербург. Легко представить себе всю экзотичность перемен в его жизни.
Заезжаем мы и на поминки. Похороны и поминки для ганцев — особое торжество. Здесь очень распространена профессия гробовщика, а магазины с гробами встречаются даже чаще булочных. Если вы проезжаете деревню, а там народ, высыпав на улицы, празднует что-то в красно-черных платьях, верный признак — кто-то умер. Нам показывают гробы в форме кукольных домов, машин или даже лошадей.
Когда мы приезжаем в Акум, с разных сторон навстречу нам начинает сбегаться народ. Бабушка, высокая седая женщина, одетая в яркое нарядное платье, бежит в конце толпы. Джейн выходит из машины — и все расступаются. Они обнимаются, а потом, взявшись за руки, идут в дом. Алиса практически не говорит по-английски, поэтому с переводом ей помогают. Кстати, официальный язык в Гане — именно английский, но в реальной жизни им мало кто владеет. Местные пользуются языками акан, дагбани, эве, адангме, дагааре, га, нзима и другими, скорее даже не языками, а диалектами.
Джейн: «Инаугурации предшествовала история возвращения моей семьи на родную землю. 135 лет назад моим прародителям и другим жителям Аманфопона пришлось покинуть его из-за конфликта с соседним селением (селения поругались на почве обвинений прапрапрадедушки Джейн в том, что его жена не умела готовить. — Прим. авт.). Выбор нового места жительства пал на деревню Бомпата, в которой родилось и выросло не одно поколение моих родственников. При переселении удалось сохранить стул (назовем его "трон"), один из 78 по всей Гане, который является символом принадлежности к власти. Поскольку править в Аманфопоне у моей семьи возможности уже не было, они оставили "трон" хранителю, который, как и его последователи, должен был управлять городом до возвращения семьи. И именно в этом году старейшины рода решили, что настало время вернуться в когда-то оставленный город. Ими был проведен отбор среди всей семьи, и выбор пал на Синтию».
На инаугурацию, как почетным гостям, нам дарят наряды. Цвета орнамента в них обозначают: желтый и оранжевый — золото, которое добывают в стране; красный — кровь, которую пролили в Ашанти в борьбе за независимость; зеленый — плодородие Ганы. Джейн необыкновенно идут местные одежды — в них она напоминает гогеновских таитянок. Она вообще достаточно быстро адаптируется: пробует носить упаковки с водой на голове, пытаясь научиться легкой и изящной походке ганских женщин.
Тетя Джейн — Синтия — будет управлять 77 поселениями, а одной из главных ее обязанностей станет «улучшение жизни региона». Например, несколько лет назад были украдены деньги на дорогу (заметить это, прыгая по кочкам, совсем несложно) — и с этим ей придется разбираться, как и с просьбами, проблемами и жалобами людей, которые она постарается решить. Надо признать, что в современной Гане официальная власть исключительно гармонично сочетается с управлением на местах, которое осуществляют как раз вожди.
Церемония инаугурации
Когда нам сообщают, что на инаугурации Синтию «представят городу», мы ужасно расстраиваемся — сразу думаем о мужчинах при галстуках и в строгих костюмах и о скучной торжественной церемонии. В этот момент мы еще не знаем, как сильно заблуждаемся.
В первый день инаугурации съемочную группу представляют бывшему вождю, на смену которому пришла Синтия, вождям других регионов и их помощникам. В прохладной комнате с голубыми стенами все молча сидят и разглядывают друг друга, а потом по очереди встают и пожимают руки. Помощник шамана выливает в угол комнаты из бутылки, на которой значится надпись «Для питья и ритуалов», какую-то жидкость, а тетя Джейн молча за всем наблюдает. Потом процессия выходит из дома, пробирается через толпу нищих, желающих приветствовать нового вождя, и идет по улицам. Постепенно в нее вливаются деревенские жители.
Мы достаточно долго идем босиком, потом сворачиваем с проселочной дороги в джунгли и спускаемся к реке. Там шаман (женщина в светлом платье, которой на вид не больше 50 лет) готовит для вождя ритуальное блюдо. Все замирают. Она ломает крылья петуху и достаточно ловко перерезает горло барану, которого предварительно притащили и скинули вниз к воде. Ярко-малиновая кровь заливает берег реки и стекает в воду. После шаман что-то выкрикивает, и несколько человек начинают стрелять в небо из ружей. В этот момент толпа отворачивает от реки и выбегает, не оборачиваясь, из джунглей. Как нам потом объясняли, таким образом шаман и народ оповестили воды рек региона о том, что пришел новый вождь.
На второй день мы приезжаем очень рано, чтобы успеть пообщаться с Синтией и взять у нее интервью. Мы долго ждем ее у входа в единственный в окрестностях дом с террасой. В деревнях по большей части невысокие постройки. В комнатах вдоль стен расставлены пластмассовые стулья, а над ними, под потолком по периметру комнаты, обнаруживаются полки с семейными фотографиями. Кстати, в городах интерьеры примерно такие же, но, как правило, не обходится еще без телевизора и дивана. За столом в Гане никто не ест, все рассаживаются на стулья (а дети обычно стоят) и едят приготовленное руками. Молча.
Синтия наконец-то выходит к нам. В белом платье, обвязанном оранжевой тканью, с золотыми бусами на шее и браслетами на руках и ногах, с привезенными нами в подарок павловопосадскими платками за поясом она невероятно хороша.
Пока мы записываем интервью, из окрестностей собирается народ. Вскоре приезжают и барабанщики, а к дому приносят два открытых деревянных гроба. В них сажают двух живых старых вождей — один приехал на инаугурацию из другого региона, второй был хранителем власти в Аманфопоне до прихода Синтии. Все происходит в заданном ритме, толпа пританцовывает. Пока вожди усаживаются, женщины обмахивают их платками и веерами. А потом люди поднимают ящики, ставят их на головы и уходят.
Аманфопон. Инаугурация вождя. День второй. Кадры из документального фильма, рабочее название фильма — «Африка подскажет»
В процессии участвуют человек триста — все идут по улицам Аманфопона, а старейшины в первых рядах беспорядочно стреляют из ружей в воздух. Впереди бежит и танцует шаман, на этот раз мужчина, напоминающий перформансиста из фильма Рубена Эстлунда «Квадрат». Отличие только в том, что шаман настоящий. Здесь можно оговориться и заметить, что перед шаманом бежим мы с оператором Максимом, придавая всей процессии еще более интересный вид. После того как шаман заканчивает свой обряд, обсыпав себя то ли мукой, то ли пудрой, процессия сворачивает с дороги на деревенскую площадь и рассаживается на заранее приготовленные стулья, выставленные под навесом вокруг импровизированной сцены, чтобы дождаться проповеди католического священника.
Аманфопон. Инаугурация вождя. День второй. Кадры из документального фильма, рабочее название фильма — «Африка подскажет»
Языческие обряды и христианские традиции в Гане сочетаются. Около 70% населения страны — христиане (в основном католики и протестанты), около 17% — мусульмане (главным образом сунниты), остальные либо придерживаются традиционных африканских языческих верований, либо исповедуют другие религии. Есть приверженцы синкретических христианско-африканских церквей и сект.
Сразу после окончания проповеди начинается сильнейший ливень, который не заканчивается ни ночью, ни на следующий день. В деревне говорят, что это очень хороший знак.
Аманфопон. Инаугурация вождя. День второй. Кадры из документального фильма, рабочее название фильма — «Африка подскажет»
Иностранцы на деревенских улицах
Местные по-разному реагируют и на камеру, и на нас самих. Появляется ощущение, что в тех поселениях, где мы оказываемся, люди впервые видят не только съемочную группу, но и белых. Дети подходят к нам, дотрагиваются до рук, гладят по коже, рассматривают и изучают. Порой кажется, что они вообще не различают нас, не понимают, что сейчас смотрят на одну девушку, а потом на другую. Реагируя на нас с явным любопытством, жители деревень в основном относятся к нам уважительно — не в последнюю очередь из-за покровительства Синтии. А среди детей фурор, конечно, производит дрон. Они вообще несколько раз нас спасли: мы терялись в праздничной толпе, а они выводили нас друг к другу, то и дело выкрикивая «I saw your face».
Гуляя по деревенским улицам, мы все время размышляем о бессмысленности профессии журналиста в этих регионах Ганы. Телевизоров здесь нет, так же как радио или интернета, а телефоны у деревенских жителей встречаются значительно реже, чем у городских. Впрочем, с одним журналистом мы все же знакомимся. Во время гама на инаугурации к нам подходит старенький дед, представляется по-английски «местным корреспондентом» и даже предлагает обменяться материалами.
Главное средство коммуникации в Гане — громкоговорители. Они повсюду — и в городах, и в деревнях — непрерывно сообщают информацию. Например, о расписании автобусов в столицу Аккру. Вся местная жизнь вообще происходит у дороги: здесь моют детей, беременные женщины с тазами на головах, продавая воду, ходят между машин, бегают страдающие от жары собаки, бродят козы, старухи варят какао-масло, а «браконьеры» расхваливают деликатес: копченых и сушеных крыс.
Телевизор мы смотрим, когда находимся в гостях у Синтии в Кумаси. В эфире нон-стопом сменяют друг друга выпуски танцевального шоу, напоминающего наши «Танцы» и «Голос». На сцене под открытым небом выступают танцоры, номера которых обсуждает и судит жюри. А вот местный кинематограф оказывается странным. Выхваченный случайно сюжет фильма рассказывает об идущей по улице девушке в ярком синем платье. В нее вышагивающий по противоположной стороне парень кидает файербол (по эстетике напоминавший о графике и спецэффектах начала 2000-х). Девушка его ловит и, в лучших традициях жанра, тут же в парня влюбляется.
Шумный Кумаси и его погода
Когда мы снимаем в Кумаси без участия Синтии или Джейн, особенно на рынке, народ реагирует достаточно агрессивно. Местный базар — лабиринт и город в городе. Со своими жителями, законами и запахами. Если, оказавшись в Гане, вы решите его исследовать, не забывайте про проводника.
Аня Зобова, звукорежиссер: «После нескольких дней, проведенных в Кумаси, мы решили самостоятельно поснимать местных торговцев. Мысль довольно опрометчивая, хоть мы с оператором и отправились на рынок в компании нашего водителя Алекса. Есть одно простое правило: «Если нервничает местный, то пора сматывать удочки». Не то чтобы Алекс был напряжен, но даже погода подсказывала нам: «Бегите, глупцы!» Люди ускоряли шаг, сильный ветер поднимал в воздух мусор, торговцы собирали лежащий прямо на улице товар, ну а мы шли в гущу событий. Подойдя к развалу со всякой всячиной от летних сандалий до автомобильных зарядок, мы почувствовали, что начался мелкий накрапывающий дождь. Люди засуетились еще больше. Не прошло и минуты, как стало ясно: добежать до машины мы не успеем. Под ногами уже струились набиравшие силу потоки рыжей воды. Дождь лил стеной, как из ведра. Пожалуй, можно было бы даже принять душ под открытым небом. Забежав на ступеньки соседней лавки, мы наблюдали за местными. Самые отчаянные, накрывшись тазами, шли против течения по колено в воде. Один из торговцев, стоя на табуретке, палкой отгонял мусор, причаливший к его ногам, кто-то умудрялся перемещаться, прыгая с лестницы на лестницу. Через полчаса ливень стих, а улица тут же заполнилась людьми. Они шли босиком, держа в руках обувь и носки, а на головах несли тазы с утварью. Ну а раскаты грома сменились машинными гудками, музыкой и шумом неутихающего рынка».
Самое неприятное впечатление из всех мест, в которых мы побывали в Гане, производит Аккра. Возможно, дело в том, что в Аккре мы оказываемся в последний день своего путешествия, съемки заканчиваются, и уже очень хочется домой. Возможно, потому, что по дороге в город на нас нападают «браконьеры» и бьют по машине жареной крысой, когда оператор хочет их сфотографировать. А может, и потому, что прекрасный океан с километровыми пляжами покрывает ровный слой мусора, из прибрежных ресторанов помои выливают прямо в воду, а к тебе каждую минуту подходят торговцы и выпрашивают деньги.
Дорога домой
Не скроем, мы соскучились по привычной еде: предвкушаем обед в самолете, высовываясь в проход, проверяя, далеко ли стюардесса с тележкой. В Амстердаме ливень стеной, а температура поднимается от силы на два-три градуса выше нуля — и это после 40-градусной жары в Гане. В Москве ночная дорога от аэропорта до дома кажется особенно гладкой и пустынной.
С Синтией мы договорились о ее визите в Россию и теперь ждем тетю-вождя в Москве. Представляем, что она почувствовала бы и сказала, оказавшись здесь зимой — например, в снегопад в пробке где-нибудь в районе Нового Арбата. Наверняка такое приключение запомнится ей не меньше, чем нам — путешествие в Гану.
Рабочее название фильма — «Африка подскажет»
Автор идеи и продюсер — Галина Колчина
Режиссеры — Анна Колчина, Алексей Кузмин-Тарасов
