«На какой город похож Хельсинки?». Я задумался. С девушками, которые задали мне этот вопрос, я познакомился в аэропорту — мы вместе летели на музыкальный фестиваль Flow. «Говорят, что на Амстердам», — сказала одна из них. Я мысленно попытался провести хоть какие-то параллели между двумя этими городами, но быстро понял, что это невозможно.
На что похож Хельсинки? С одной стороны, в нем чувствуется меланхоличная и трогательная атмосфера фильмов Аки Каурисмяки, с другой — желание стать живым и актуальным городом, в котором есть и музей современного искусства, и дизайн-квартал, и модные кабаки, в которых герои Каурисмяки смотрелись бы, как панки на миланской неделе моды. Мое восприятие финской столицы искажено как раз Flow — я здесь бывал только на фестивале. Тем самым, возникло ощущение, что город — это огромный танцпол, все живут современной музыкой, ходят на шумные вечеринки, пьют и веселятся.
В первый приезд мне хотелось отыскать иной Хельсинки, воспетый финским классиком кино, и в один из вечеров я отправился в бар «Москва», принадлежащий братьям Каурисмяки (в нем снимали одну из сцен «Человека без прошлого»). Признаться, я был разочарован. Вообще, это место известно своей суровой балтийской атмосферой — персоналу запрещено проявлять дружелюбие по отношению к гостям. Но вот девушка за стойкой налила мне пиво и улыбнулась (ну не святотатство ли?). Никого из братьев в баре не было, но на стене висел плакат «Ленину мы верим, остальные платят наличными» (ложь! — и карточки здесь принимают). В общем, оказалось какое-то чересчур бодрое заведение, и даже «кони привередливые», доносившиеся из старого проигрывателя, ситуацию никак не изменили.
Первый день фестиваля прошел под знаком выступления британского электронщика Aphex Twin. На красной сцене Lapin Kulta, забитой до отказа, он устроил мощное шоу, не столько даже музыкальное, сколько визуальное. Рядом со мной женщина лет пятидесяти танцевала под техно прямо-таки с пионерским задором. Знаменитое искаженное лицо мелькало на экранах, электронный бит звучал все настойчивее и резче, и под конец выступления весь зал отправился в лазерный космос.
На главной сцене послушал набирающего обороты рэпера Young Thug. Пожалуй, единственной интересной фишкой было то, что свои песни он как бы обрывал, дочитывая куплеты без музыки. Но диджей, приехавший с ним, смотрелся во много раз бодрее и головорезнее, чем сам музыкант.
На моей любимой сцене Bright Baloon 360°, которую организаторы на этот раз отделили от других площадок и поставили рядом со входом, выступал легендарный вибрафонист Рой Айерс. Сам он играл мало, давая возможность оторваться своим музыкантам, казалось, что любое передвижение дается ему с трудом, но если уж он играл или что-то говорил в микрофон, то излучал настолько солнечные вибрации, что оставалось только купаться в них и улыбаться.
Под конец первого дня на главную сцену вышла Лана Дель Рей. Ей приписывают множество стилей — от барокко-попа до трэпа — но все эти ярлыки, кажется, только призваны прикрыть унылый коммерческий поп-саунд и вокал девушки из колледжа, дорвавшейся до микрофона на студенческой вечеринке. Дива вышла в костюме Adidas и тянула, скорее, не на мировую звезду, а на умилительную принцессу, которую слушают на школьных дискотеках.
В это время на сцене Bright Baloon 360° играла англо-нигерийская группа Ibibio Sound Machine, миксовавшая фанк, диско и электронику. Это был живой огонь и драйв. И если Рой Айерс — профессионализм, помноженный на интеллект и опыт, то нигерийский бэнд — энергия, пульс и ритм. Когда я на следующий день перед фестивалем гулял по району Каллио, то чувствовал себя африканским фанком. Внезапно наткнулся на крохотный нигерийский магазинчик, где продавались специи, товары для дома и прочие нужные ненужности. Увидел длинную футболку с вышивкой. Я надел ее, в магазине не было примерочной. Мальчуган лет пяти, вероятно сын хозяйки лавки, одобрительно посмотрел на меня, произнес что-то на неведомом мне языке, и я понял — футболку надо брать.
В ней и пошел на второй фестивальный день и встретил-таки… героя Каурисмияки. Я сидел на скамейке в чилл-аут зоне, лениво потягивал сидр и отмечал в программке артистов, которых хочу послушать. Вдруг скамья затряслась. Я увидел длинноволосого бомжа, который, вероятно, перелез через забор, спрыгнул и приземлился рядом со мной. Показал мне знак «виктори», я ему ответил тем же, и он скрылся в толпе.
На фестивале принята следующая система: если покупаешь банку пива или бутылку вина, то вносишь залог — €1. Затем его можно забрать обратно в специальных обменных пунктах. Порой гости забывают об этом и оставляют пустые банки и бутылки, где придется. Если пройтись по территории фестиваля и заняться собирательством, то на виллу на Средиземном море, конечно, не насобираешь, но слегка озолотиться можно. Думаю, мой новый приятель-клошар пришел на Flow именно за этим.
Тем временем, на сцену Lapin Kulta вышла легендарная группа Sparks. Двум братьям-основателям бэнда уже за 60 лет (Рону Мэлу в этот день исполнилось 72, а «младшенькому» Расселу — 62), но выглядели они очень бодро. Пока «джуниор» тонким голосом пел «Миссионерскую позицию», я вспоминал названия других их песен. Ну, скажем, «Миссис Линкольн, как вам спектакль, кроме того, что мы все знаем?».
А затем случилась буря. В прямом смысле слова. Хляби небесные разверзлись, начался ураган, и временно фестиваль приостановил свою работу. Мы сидели в дождевиках в пресс-зоне, пили чай, изумлялись, почему в таких случаях не разливают алкоголь, и ждали новостей. Надо отметить, что организаторы оперативно выкладывали всю информацию на сайте фестиваля. Работали только несколько маленьких сцен — например, техно-избушка Voimaala, где в это время играла Нина Кравиц. Думаю, при таком аншлаге она никогда не выступала, ибо многие поспешили укрыться от ливня именно там.
Третий фестивальный день начался для меня с чикагского диджея Sadar Bahar, который своей феноменальной коллекцией фанка завел публику на Resident Advisor Front Yard. Я напомнил себе ту самую женщину лет 50-ти на выступлении Aphex Twin, ибо танцевал часа два, наверное. Был я нигерийским фанком — стал чикагским.
Вечером на главную сцену вышел Фрэнк Оушен, собрав колоссальную аудиторию. Его минималистичный R&B, разобранный буквально на молекулы, звучал интересно и необычно, почти никакой музыки и спецэффектов — только чистый соул и строчки о несчастной любви. В середине концерта появился оркестр, а меня все время занимал вопрос «что у него там за стиральные машины на сцене?». Таких странных музыкальных колонок я еще не видел.
Финальным же аккордом Flow стало выступление берлинского электронного проекта Moderat. Зрители услышали и упругую электронику, и лирический вокал Саши Ринга, и, может быть, главное — увидели мощное визуальное шоу, которое сделало для них студия Pfadfinderei. На экранах были и психоделические образы, и анимация, а лучи света рассекали зал. Говорят, что это было последнее выступление проекта, дальше его участники разделятся на свои проекты — Modeselektor и Apparat. Когда я выходил с фестиваля, собирая по пути пустые банки, то напевал «как я рад, как я рад, что увидел Moderat!».
Не знаю, на какой город похож Хельсинки, но совершенно точно, что Flow — его визитная карточка. Фильмы Каурисмяки — это миф о городе, а фестиваль — развоплощение этого мифа, повышенный пульс обычно сонной столицы. На Flow в этом году было все: и экспериментальная музыка, и музыканты-открытия, и зубодробительные шоу, и перегретые кумиры, и даже ураган, скорректировавший программу, но праздника нисколько не испортивший. Похоже, финны нашли свое место силы — почти в центре Хельсинки на территории заброшенной ТЭЦ, где ежегодно собираются десятки тысяч поклонников современной музыки, а на сценах выступают лучшие артисты со всего мира.
